Такое редко, но случается на театре. Когда между давно идущим спектаклем и жизнью вдруг натягиваются новые тугие связи. Так было, к примеру, в Театре комедии: в день похорон генсека Черненко играли «Тень» Шварца — и чуть не каждая реплика зазвучала как острейшая злободневная политическая сатира. А сейчас повезло Михайловскому театру.

В июне 2010—го хореограф Михаил Мессерер выпустил здесь «Лауренсию» — реконструкцию спектакля Вахтанга Чабукиани 1939 года. Созерцание ее имело просветительский смысл: интересно же воочию увидеть, как выглядел один из главных сталинских драмбалетов. Премьера имела успех дома и на гастролях, но вопреки ему «Лауренсия» на год покинула афишу. А нынче вернулась в репертуар по случаю вступления в труппу экс—солистов Большого театра Натальи Осиповой и Ивана Васильева (было бы несправедливым не поблагодарить менеджмент Михайловского за возможность видеть этих артистов не только на гастролях).

Пока спектакль не шел, многое изменилось. Вот в этом именно декабре. И сюжет драмы 1619 года: самовластный Командор изнасиловал деревенскую девушку, но очередная пакость становится последней — все, достал! — лавина народного бунта сносит правящую вертикаль, как прутик, — так вот, этот сюжет сегодня воспринимается гораздо свежее, чем раньше. Остается пожалеть, что В. В. Путин был в Михайловском не в день, когда давали обновленную «Лауренсию», а накануне.

Конечно, спектакль радикально посвежел не только, так сказать, по экстралитературным причинам, но и по художественным. На увертюре на занавес проецируется фотография Чабукиани — Фрондосо, через минуту выходит Иван Васильев в таких же усах и кудрях — и немедленно доказывает, что имеет право на эту чуть шутливую аналогию. Он и впрямь наследник по прямой: бешеный, едва не разрывающий оболочку тела темперамент, заразительность, залихватская легкость невероятных прыжков и пируэтов вызывают в памяти рассказы про то, как Чабукиани буквально расплавлял зал. Головокружительные трюки Васильева заставляли публику стонать, а абсолютная актерская убедительность в драматические моменты (например, когда его Фрондосо, спасая очередную жертву командорских притязаний, наставляет на сеньора арбалет) — заворожено замирать.

Той же способностью не просто овеществлять хореографический текст и мимировать, но жить ролью в высшей степени наделена и Наталья Осипова. Она сама и есть жизнь! Вот Лауренсия — восхитительно кокетливая, лучезарная, наслаждающаяся самой возможностью дышать, сиять, радоваться каждому и всех любить, она — просто весть миру о счастье быть молодой и прекрасной. Вот эта безмятежность омрачается: на нее положило глаз Зло, оно пугает, Лауренсия прячется в толпе подруг (изысканно поставленный танец, в котором ее влечет из глубины на первый план — все ближе к страшному Командору). Наконец, эта хрупкая девушка—ребенок превращается в богиню мести и гнева, и от ее исступленных страстных пластических укоров и призывов невозможно не воспламениться. Осипова — из редчайших танцовщиц, вызывающих удивительную… даже не мысль, а ощущение: этого ты не забудешь никогда. Каждая минута ее пребывания на сцене впечатывается в сетчатку. И то, как она в арабесках трепещет, рвется из объятий похотливого негодяя. И вращения, где ей нет равных. Но особенно — ее полеты: уже общим местом стало говорить, что она отменила закон всемирного тяготения, но ведь гравитация над Натальей Осиповой в самом деле не властна.

Остается подтянуть кордебалет.