Завершающим спектаклем сезона в Государственном театре драмы и кукол «Святая крепость» стала премьера постановки «Над пропастью во ржи» по известному произведению Джерома Сэлинджера. Роман этот знаковый для литературы 20 века, хорошо известный, но вместе с тем, сложный в сценическом воплощении.

«Почему Сэлинджер?» был первый вопрос к режиссеру спектакля, заслуженному деятелю искусств России Юрию Лабецкому.

Он вначале отшутился: «А почему бы и нет?». А потом объяснил: есть адресная программа, спектакли о подростках и для подростков. Известная пьеса Людмилы Разумовской «Дорогая Елена Сергеевна» ему показалась одновременно и устаревшей, и тяжелой для зрителя. А роман «Над пропастью во ржи» актуален во все времена. Кто не сталкивался с тяжелым вхождением подростка во взрослую жизнь? И в этом отношении материал универсален. С другой стороны, есть здесь светлое, сказочное, по выражению Юрия Евгеньевича, начало. Несмотря на все психологические выверты главного героя, в нем живет мечта идеалиста: спасать детей, играющих над пропастью во ржи.

Книга описательная, диалогов мало, действия вообще почти нет. Как адаптировать материал к сцене? Помимо переработки романа Евгением Тыщуком, и сам режиссер переписывал текст, наполняя его движением, «атмосферой».

Надо сказать, атмосфера, сценография спектакля замечательная. Сам герой, cловно в стеклянном кубе, а вокруг него разные персонажи. Он рассказывает свою историю на фоне постоянно меняющегося окружения. Артисты играют даже асфальт! Сквозь который, конечно, растет трава. Символика: город (в данном случае, город городов — Нью- Йорк) не совсем убивает душу, если есть такие, как Холден Колфилд. Разные действующие лица, с которыми Холден (Евгений Кулиш) вступает во взаимодействие, рассказывая свою историю в прошедшем времени, наполняют сцену значимыми деталями. Есть тут что-то и от сэлинджеровского, периода 60-х, и конечно, от нашего, приближенного к молодому зрителю, времени, а есть и совсем вневременные фигуры. Недаром учитель истории Холдена (Евгений Никитин) одет в традиционную индейскую одежду, напоминая и об истории страны, и о мудрости индейских вождей, да просто мудрости пожилых. Подросток — он ведь вечный. Неизбежно приходит на ум и персонаж Достоевского с его душевными метаниями, и другие классические фигуры «в поиске себя».

Фигуры вокруг героя — это и реальные герои повествования, и та самая «атмосфера», где попутчики и окружающие предметы могут быть одновременно фобиями, навязчивыми идеями Холдена. Он даже попадает в психлечебницу, о чем напоминают постоянно появляющиеся во время его рассказа санитары.

Режиссер отметил, что необходимо было действие перенести на сцену, тогда зритель становится соучастником процесса, сочувствующим главному герою. Максимально приблизить его к зрителю, иначе спектакль превратится в монолог актера со сцены к тем, кто сидит в зале. Потому публика сидит на сцене, в одном пространстве со страдающим подростком.

Текст «оживляли» чередой живописных персонажей. А в центре, конечно, Холден. Его душевные терзания, резкие скачки от тоски к неконтролируемой агрессии, от зависти к «нормальным» сверстникам, до переживания своего унизительного бессилия, до попыток достижения понимания с окружающими. Оказывается, понимание для него — это когда тебя пожалели. Поэтому женщина, по-матерински, с добротой, отнесшаяся к нему, превращается для него в сказочную фею (Ольга Гурина), одну из его мечтаний-видений. От исполнителя главной роли зависит практически весь спектакль, и весь этот клубок эмоций вытягивает Евгений Кулиш. Насколько достоверно? С моей точки зрения, вполне.

Зритель следит за действием непрерывно. А сценическое действие из описательного романа создать удалось стараниями режиссера и других артистов. Запоминается вульгарная проститутка (Светлана Баева), трогательная Салли (Арина Лабецкая), истерически веселящиеся девушки в ночном клубе (Дарья Ердякова, Дарья Цимбал). Увеселительное заведение — это пошлость, и еще раз пошлость. А вот от этого герой абстрагируется абсолютно. И момент, когда его рвет в туалете, скорее символическое отторжение происходящего, чем реальная реакция организма на алкоголь.

Еще перед началом спектакля Юрий Лабецкий предупредил, что в постановке использовали по максимуму техническое оснащение и, может, перестарались. Нет, не перестарались. Экран, на котором идет снег или дождь во время повествования Холдена, фильм, который он смотрит вместе с Салли в кинотеатре, и который видят зрители; образы детей на том же экране — все это работает на создание атмосферы. Тревожной и светлой одновременно: полоса светлого, полоса темного. Светлого добавляют в спектакль образы младшего братишки Колфилда — Али (Михаил Никулин), и его сестренки — Фиби. И если Али, это почти ангел, мираж, то Фиби в исполнении Ирины Кокревой — взбалмошная и трогательная девчонка, еще не вышедшая из детства. Замечательно, актрисе без видимого напряга удалось создать образ девочки — ребенка. Но и Фиби уже на пороге тех «рывков», которые переживает Холден. Повзрослевший, чуть ли не умудренный, он в конце с улыбкой наблюдает за любимой сестренкой. А на экране бегут дети…