«Русская антреприза» им. Андрея Миронова завершила трилогию постановок по пьесам Александра Островского премьерным спектаклем «Красавец-мужчина» режиссера Юрия Цуркану.

Три спектакля, сложившиеся в единое художественное целое («Шутники», «Пучина» и премьерный «Красавец-мужчина») и поставленные Цуркану, являются лучшей иллюстрацией к стойкой убежденности художественного руководителя «Русской антрепризы» Рудольфа Фурманова в том, что менять классику (от текстов до места действия) в угоду времени нельзя ни под каким предлогом. «Антреприза» стоит (и стоять будет) на лучших традициях отечественного театра, которые многим сегодня кажутся смешными, старомодными и даже неприличными. Разумеется, детище Фурманова не идеально (где он вообще — идеальный театр, покажите!): у него бывают как гениальные взлеты, так и не очень низкие падения. Но обвинить публику, ежевечерне собирающуюся в тесном амфитеатрике на площади Льва Толстого, в том, что она ходит сюда только развлекаться, невозможно. А собираются здесь, как на рядовые спектакли, так и на нечастые для Петербурга бесплатные общественные просмотры, люди, жадные не столько до пищи для ума, сколько до эмоции — субъективной реакции человека на раздражители. Лишите человека эмоций, и он сам не поймет, зачем существует на свете: не переживая жизни ее и не заметишь. Фокус театра Фурманова заключается в том, что независимо от того, рыдает ли зритель здесь на «Пучине» Островского или хохочет на «Грабеже» Лескова, он получает только эмоции со знаком «плюс», формирующие наши чувства и зачастую сообщающие гораздо больший толчок душевной работе, чем искусственно трагедизированные перфомансы. Вот и «Красавец-мужчина» — весьма злободневная история классика об альфонсах, пользующихся женской жертвенностью и самоотдачей в любви, исключением из правил и обычаев «Русской антрепризы» не стала. К тому же, главная женская роль пьесы, роль Зои Окаемовой — дебют молодой актрисы Ольги Семеновой, продолжающей актерскую династию Лавровых. Чем не поддержание традиций?

Изобретенная художником Владимиром Фирером жемчужно-серая гамма декораций и соответствующих эпохе костюмов героев (пьеса написана в 80-е годы ХIХ века) вкупе с изобилующим «серебряным» реквизитом (баранки, вяленые рыбки, венские стулья, хомуты и прочая-прочая) являет собой изящное обрамление для действия, с алмазной искрой разыгрываемого в условной ротонде богатого дома Окоемовых. «Искру» высекают многие, если не все. Чрезвычайно хорош получающий удовольствие от собственной игры дуэт Роман Ушаков — Андрей Родимов: их Пьер и Жорж — чудные отечественные типы, бобчинский и добчинский на все времена: вездесущие бездельные молодые люди, скучающие в отсутствие событий и застолий. Безупречен в изображении цинично-расчетливого Лупачева, расставляющего силки несчастной Зое, Дмитрий Воробьев. Подробен в создании образа Лотохина Евгений Баранов, как всегда не скупящийся на детали мимики и пластики своего героя. Казалось, вот только что он — старик-стариком, с согбенной спиной и нетвердым шагом, ан нет: играет в нем ретивое при появлении царственно-уверенной и мудрой Сосипатры Семеновны (Ольга Феофанова), губки трубочкой тянутся к ее губам да «горит глаз».

Жалок и закомплексован ухажер Зои Олешунин в исполнении Сергея Дьячкова: затравленный взгляд из-за нелепых круглых очков, голова, постоянно втянутая в плечи, словно в ожидании удара, суетливость и интонационно подчеркнутая самоценность создают доподлинный портрет трусливой посредственности. Ярослав Воронцов, которому чаще достаются роли веселых простаков, на этот раз играет алчного красавца Аполлона, мужа Зои. Надо видеть, как в финале первого действия изображавший постоянно душку супруг равнодушно взирает на упавшую в обморок жену: в этом взгляде не просто отсутствие чувств, в нем презрение к ее искренности и чистоте, к ее безмерной любви, ставшей для него помехой на пути к богатству.

Жанр спектакля, как заявлено на программке «комедия русской жизни». Но никто лучше нас самих не знает о том, что любая комедия в Отечестве всегда имеет трагическую ноту, заставляющую бесконечно спорить о нашем предназначении и нашей «особенности», о чистоте наших помыслов и низменности желаний, о нашем бескорыстном начале и жажде материального блага, о широте души и узости интересов. Собственно, об этом с присущей ему иронией и рассуждает в премьерном спектакле «Русской антрепризы» Юрий Цуркану, приглашая зрителей прямо от смеха перейти к размышлениям. Разве плохо?