Музыкальный театр «Зазеркалье» показал премьеру спектакля «От Петербурга до Миргорода» в постановке худрука коллектива Александра Петрова, объединившую оперу «Шинель» Ильи Кузнецова с «Оперой о том, как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем» Геннадия Банщикова.

В конце декабря минувшего года проскитавшееся несколько лет по арендным площадкам «Зазеркалье» вернулось в свое капитально отремонтированное историческое здание на улице Рубинштейна и до конца сезона планирует выпустить на оснащенной по последнему слову театральной техники сцене премьеры моцартовского диптиха («Так поступают все» и «Волшебная флейта») и оперетты Жака Оффенбаха «Прекрасная Елена». Осваивать старое новое пространство главный режиссер театра Александр Петров начал с двухактного спектакля по гоголевским мотивам, который, по всей видимости, должен был появиться в репертуаре «Зазеркалья» два года назад, когда по Петербургу прокатилась целая волна постановок по произведениям писателя-юбиляра, приуроченных к 200-летию Гоголя и инициированных правительственными грантами. К абсолютному большинству этих «датских» проектов, исчезавших из петербургской афиши вскоре после премьеры и не вносивших в мировую гоголиаду ничего, кроме чувства горького стыда перед напрасно потревоженным классиком, спектакль «От Петербурга до Миргорода» примыкает пусть не хронологически, но эстетически.

Обращение современного художника к Гоголю — это всегда тест: читал ли этот самый художник Эйхенбаума и Слонимского? Знает ли, «Как сделана „Шинель“»? Ищет ли в авторе «Носа» псевдореалистического бытописателя — или взыскует гротеска, барочной избыточности и языковых палимпсестов? В случае создателей «От Петербурга до Миргорода» все эти вопросы оказываются риторическими: задавать их заслуженному режиссеру Александру Петрову и молодому композитору Илье Кузнецову было бы не более уместно, чем требовать внимания к гоголевской поэтике от какого-нибудь «Тараса Бульбы» Владимира Бортко. Раз «Шинель», значит, темным-темно, искусственный снег, зеленое сукно и бездушные чиновники-марионетки: в театральном коллективном бессознательном изрядно хватает самых расхожих штампов, из нагромождения которых можно состряпать спектакль. Раз «Повесть о том, как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем», значит, натужное комикование, огуречный рассол, деревенская баба у клавикордов и ряды подсолнечников (художники Николай Слободяник и Мария Лукка, не так давно полностью раскрывшие тему этого растения в творчестве Гоголя в мариинском «Шпоньке и его тетушке», посылают оформившему «От Петербурга до Миргорода» студенту-дебютанту Александру Храмцову пламенный привет).

Впрочем, риторической окажется любая претензия к авторам репертуарной обновки «Зазеркалья». Автор «Шинели» Илья Кузнецов не понимает, что у Гоголя главное не сюжет, а ткань, не взаимоотношения, а ритмика и форма. Но это проблема не столько недавнего выпускника Санкт-Петербургской консерватории, сколько педагогов его alma mater, вовремя не объяснивших своему воспитаннику, что написать оперу (к тому же на собственное либретто) — значит не просто придумать, под какую музыку будут пересказывать сюжет фигуранты литературного первоисточника. Отнюдь не новичок в профессии и, в общем-то, один из лучших оперных режиссеров в стране, Александр Петров не понимает, что Гоголь не прощает небрежности и халатности — но что взять с художника, одно из самых сомнительных творений которого петербургская околотеатральная общественность уже успела признать новой страницей в истории пресловутого «петербургского текста». Если где-то в новом спектакля «Зазеркалья» и стоит искать смысл, так это в названии: эта премьера довольно красноречиво указывает на то, как быстро оперный Петербург превращается в театральный Миргород.