«Королева красоты», или «Красавица из Линейна» — некогда дебютная пьеса ирландца, прославившегося на весь мир в жанре черной комедии. В ней сорокалетняя дочь вынуждена ухаживать за престарелой матерью, эгоистично не желающей отпускать переросшее дитя в самостоятельное плавание. Жизнь Морин и Мэг не в радость им обеим: однообразие давно убило все человеческое в отношениях между ними. Одинокая судьба дочери уже, кажется, определена, но появляется вдруг на пороге дома мужчина, для которого Морин — единственная королева красоты…

Скандалист МакДонах в АБДТ? Это казалось просто невозможным! Но «Королева красоты», пожалуй, самая «скромная» пьеса автора. Бранных слов, от которых уже после первого действия любой постановки МакДонаха у нас сбегает треть публики, в ней практически нет. Да и сюжет, заимствованный из жизни многих и многих людей, просто безобиден на фоне прочих творений драматурга. Словом, пьеса «Королева красоты» академична уже по тексту. Но постановщику Егору Чернышеву этого кажется недостаточно: он явно меняет сам жанр, в котором должны «жить и чувствовать» герои. Результат перемены разителен: трагедизированный МакДонах превращается в недоделанную претензию на… Уильямса (быть может, это личные ощущения, но пусть со мной поспорят). «Лакировка» бытовой неинтонированностью острых по содержанию диалогов Морин (Елена Попова) и Мэг (Ируте Венгалите) убивает сюжет вплоть до полного непонимания сути конфликта между дочерью и матерью. Гротеск убит, но рождения трагедии не происходит. Понять, за что же надо жалеть двух женщин, живущих в относительном комфорте (художник Эдуард Кочергин) и вялотекуще портящих друг другу нервы, зрителю невозможно, как невозможно понять и пожалеть своих соседей, живущих такой же жизнью.

Деспотизм весьма жизнеспособной Мэг ограничивается неагрессивной бубнежкой про суп, кашу и огонь в камине, а страдание душевнобольной Морин больше напоминает боязнь «вылезти из собственного кокона». Даже явление Пато Дули (Сергей Концевич), который может и хочет вырвать Морин из мирка этой внешне равнодушной семейной ненависти, не производит заметного колебания застоявшейся сценической атмосферы. Конечно, можно расценить это как особый режиссерский ход: смотрите люди, а может быть, и вы так живете… Или как попытку разъяснения: Морин, мол, сама виновна в упущенном счастье… Но в оба эти «предания верится с трудом». Не ошибкой ли режиссера было допустить зрителя на предельно близкое расстояние к героям (каре из зрителей, как и в балтдомовском «Похороните меня за плинтусом», высаживают прямо на сцене)?..

Несколько лет назад «Королева» Антона Коваленко, помнится, заставляла людей плакать во время действия, не стесняясь своих слез. Хотя игралась на малой сцене Театра им. Ленсовета, где герои существовали тоже на расстоянии вытянутой руки от зрителей, самая что ни на есть комедия. В АБДТ нормой реакции оказались смешки публики по ходу спектакля.

Так, может, не стоит специально искать трагедию в комедии? Поверьте, зритель сам ее обнаружит, если только она там есть.