Маршак опубликовал «Кошкин дом» в 1922 году, потом в течение 40 лет не раз дописывал и переделывал эту стихотворную пьесу, однако не в кошку корм — почитайте—ка сами. Например, Свинья так изъясняется: «Спасибо, кошечка, хрю—хрю / От всей души благодарю», — ясно ведь, что уменьшительно—ласкательный суффикс впендюрен, чтобы подогнать слово в размер, а захрюкала героиня, потому что у автора не сыскалось более содержательной рифмы. Так что режиссер Полина Неведомская совершенно права, строя свой «Кошкин дом», как написано в программке, «по мотивам сказки С. Я. Маршака».

Вычищены лишние разговоры и лишние персонажи, зато щедро прибавлена современная фактура — например, Кошка, отправляя дворника Кота Василия за кейтеринговыми закусками, поминает суши, пасту болоньезе и тому подобные анахронизмы, а «обновка — стальная», которой хозяйка хвастается перед зваными на новоселье гостями, превратилась в джойстик, управляющий каким—то когтистым андроидом.

Андроидом на время становится как раз Кот Василий (Владимир Кочуров), и вообще спектакль весьма экономно тратит трудовые ресурсы «Мастерской»: из двух несчастных бездомных котят один сделан плюшевой игрушкой для второго; Коза с мужем (Арина Лыкова, Андрей Гаврюшкин) и Свинья (Ксения Морозова), мгновенно натянув черные балахоны и клоунские носы, превращаются в дзанни, слуг просцениума, олицетворяющих всякие климатические неприятности и главное сюжетообразующее бедствие — пожар в Кошкином доме. Тут под экстатическую музыку начинают метаться красные лучи света — режиссерское решение, честно говоря, не упрекнешь в оригинальности, но ведь это я видел 101 такой театральный пожар, а зрителю 3+ он, скорее всего, в новинку. Хотя много и действительно остроумных придумок: скажем, красноносые пожарники бестолково и халтурно обмениваются пустыми ведрами, а в самый неподходящий момент еще и вывешивают табличку «обед» и под вопли Кошки—погорелицы садятся перекусывать.

Художник Анна Маркус верна принятой в «Мастерской» эстетике «бедного театра» (но работающая третий сезон молодая труппа и впрямь весьма небогата). Сценография ограничивается здоровенной как бы бочкой, на ее боках движутся картинки, изображающие интерьеры Кошкиных хором, а сама Кошка — красотка, затянутая в облегающий синий комбинезон, — торчит посередине, рассылая ослепительные фальшивые улыбки и с присущей этому семейству млекопитающих грацией протягивая ручки для поцелуев. Полина Сидихина играет прямо—таки выставочный образец самовлюбленной стервы, у которой светская приторность мгновенно сменяется жестокостью и злобой, — очень точно, потому узнаваемо. Мне память сразу подсказала пару—тройку возможных прототипов, уверен, что и остальным взрослым зрителям — тоже, каждому своих. Вторая славная актерская работа — Коза. Художник по костюмам (та же Маркус) имела в виду смысл, который вкладывают в это слово, называя так девицу: Коза обряжена в сексапильное мини, на голове рогатая шляпка, в руках изящный букет из настоящего салата, который она все время подъедает, а туфли на громадных каблуках и платформе — явно от Jimmy Choo — и впрямь очень похожи на копыта. Арина Лыкова умудряется уморительно фыркать как— то сразу всем лицом — ну вылитая коза!

Этому симпатичному спектаклю еще надо устояться, световую партитуру как следует выверить, кроме того, с сиротливым котенком, который жалобно просит бессердечную тетю Кошку дать ему приют, очень все пересахарено.

Но в целом — «Тили—тили—тили—бом! Приходите в новый дом!»