Премьера «Глазами клоуна» — сильная и зрелая работа режиссера Дениса Хусниярова и артистов Театра на Васильевском. Много качественной прозы, беспокойной души и разбитого сердца — такова суть инсценировки и постановки на основе отточенного перевода Риты Райт-Ковалевой романа немецкого писателя Генриха Бёлля.

Отрицание социализации, эмоциональные всплески и бунтарские замашки, свойственные молодым людям и литературным персонажам 1960-х (время написания романа), как и кризис самоидентификации, присущий послевоенному поколению Германии, в спектакле теряют привязку к определенной эпохе и месту на карте. Костюмы и оформление, впрочем, выдержаны в духе времени, но это совершенно не важно. Главное — кризис среднего возраста и кризис творческий.

В фокусе — судьба неудачника. Не Арлекина — Пьеро. Не веселого дуралея — грустного лицедея, у которого вместо модели поведения «Смейся, паяц, над разбитой любовью» — садистское расчесывание рубца на сердце и мучительный нравственный выбор, и которому мучительно больно от того, что лицедействует не он, а социум, и не в шутку, а всерьез. Он же из тех людей, кто физиологически не выносит лицемерия и лжи, и не в силах играть по чужим правилам.

Визуально спектакль невероятно стильный, в нем есть вкус и манкость. Свободное белое сценическое пространство с черными вкраплениями упрямых людей и редких предметов (пианино, на нем — велосипед, и ряд табуреток-вертушек) напоминает о шахматах, но в этой партии не ходы просчитаны, а фигуры вдруг оживают и, осмелев, спорят о собственной важности, претендуя на роли и умы игроков.

Повадки «белой вороны», паясничанье с элементами пантомимы, ернические интонации — штрихи к портрету клоуна Ганса Шнира в выразительном исполнении Андрея Феськова. Как всегда в Театре на Васильевском, прочие актеры выдают ярчайшие сцены и формируют слаженный и выразительный ансамбль.

На эту премьеру ни в коем случае не стоит отправляться с мыслями о цирке или с целью развлечься: разочарованная в подобных ожиданиях часть публики, видимо, не потрудилась обратить внимание на афишу (а в ее дизайне содержится вполне определенный посыл и предварительный настрой), не говоря уж об имени автора романа — отнюдь не комедиографа. Клоунада, ирония и чудачество здесь — не предмет шутовства горохового, а рефлексия, механизм психологической защиты: избрать профессию лицедея, раскрасить лицо и горько шутить равносильно вызову, способу противостоять фальши, чопорности, чуждой морали, изжитым правилам и всяческим догмам.