С обретением солидного названия «Семья Сориано, или Итальянская комедия» пьеса «Филумена Мартурано» понесла в Молодежном театре на Фонтанке утрату изящества и легкости бытия героев.

Пьеса Эдуардо де Филиппо о том, как и ради чего бывшая проститутка Филумена, отдавшая двадцать пять лет жизни неисправимому бабнику Доменико Сориано, обманом женит его на себе, относится к числу историй, любимых режиссерами театра и кино. Самыми известными в Отечестве Филуменами были: на сцене — Цецилия Мансурова в постановке Евгения Симонова в московском театре им. Е.Б. Вахтангова (1956 г.), на киноэкране — Софи Лорен в фильме Витторио де Сика «Брак по-итальянски» (1964 г.).

В новом спектакле Семена Спивака синьору Мартурано-Сориано играет актриса Наталья Суркова. Но действие начинается вовсе не с явления героини. На совершенно пустой сцене в задумчивости бродит с помятым ведром и шваброй юная служанка Лючия (Наталия Третьякова), за спиной у которой нежданно вырастает гигантская (на весь задник) черно-белая фотография Колизея. Попытки заполнить сценическое пространство декорациями и реквизитом, поверхность которых оформлена как «рубашка» игральных карт (мебель, стены, двери, символическая крыша-«бабочка»), позволяют предположить, что на сцене пойдет «игра по-крупному». Да и появление Сергея Барковского, в роли Доменико Сориано напоминающего самого Дона Карлеоне из киноленты Копполы, вынуждает зрителей достаточно долго изыскивать в постановке намек на итальянский азарт, которого там нет и в помине.

Актеры, а вместе с ними и герои спектакля, постоянно преодолевают на сцене нечто, мешающее им «блеснуть» итальянским темпераментом. Хотя у Барковского такие «проблески» наблюдаются. Вот он дает интонацией понять, что дона Доме абсолютно не волнует воровство денег из его кармана ради чужих детей: обманный маневр Филумены, лишившей его свободы, ставшей его женой на притворном «смертном одре», бесит его куда больше… А вот он комично разыгрывает «пропажу пульса» в тот момент, когда Филумена признается ему, что хочет дать своим трем сыновьям фамилию Сориано… Но в тех случаях, когда «итальянский дух» насильственно нагнетается пением «O sole mio» в сочетании с «разъездами» героев на фурках-дверях, эффект наблюдается обратный.

В значительной степени потеря «легкости бытия» в спектакле задается игрой Сурковой. Именно ее Филумена, исполненная в духе лучших образчиков русского психологического репертуара, не допускает актерского консонанса. Трагедийность этой Филумены ничего общего не имеет ни с отчаянием мансуровской героини, ни с подлинным трагизмом Филумены-Лорен (хотя в спектакле есть даже визуальные цитаты из ленты де Сика). Она лишь противоречит тону, взятому Барковским, и заставляет страдать публику, которая до конца спектакля так и не может разобраться, что главенствует на сцене — комедия или трагедия. А еще и уследить за героями надо: после многих лет скованности рамками старого амфитеатра Семен Спивак словно пытается наверстать упущенное — объять необъятное, весь объем новых сцены и зала. Героям «Семьи Сориано» недостаточно места на так и не заполненной декорациями и действием сцене: они то и дело выходят из зала, путешествуют на его правую боковую галерею (по ходу действия — спальню четы Сориано), откуда и начнут позже общий поклон.

Недоумение поначалу вызывает и объединение линии служанки Лючии с линией одного из сыновей Филумены — Риккардо (Артур Литвинов), уверенно приглашающего ее на свидание в свой магазин перчаток. Тем самым, Спивак, по сути, открыто «объявляет» юного бабника истинным сыном Доменико Сориано (в пьесе это так и остается неразгаданной интригой). Понять, зачем надо было заставить служанку забеременеть от Риккардо, удается не сразу. Но, когда в финале беременная Лючия, раскинув руки, «взлетает» на фоне казавшегося доселе неуместным в Неаполе (а именно там происходит действие комедии Эдуардо де Филиппо) документально-проекционного Колизея, вдруг молнией мелькает мысль: «На что же это похоже?.. Ба, да это же Маньяни…». И благодаря «дотянутой» линии служанки и визуальному (почему-то кажется, что случайному) отсылу к фильмам Росселлини «Рим — закрытый город» и Пазолини «Мама Рома», то, что казалось нелепицей и несоответствием на протяжении трех с лишним часов действия, вдруг обретает характер посвящения великой актрисе Анне Маньяни, игравшей вполне «по-русски»…

…И чего только не придумаешь порой, чтобы хоть как-то оправдать увиденное в театре! Хотя, может быть, в случае Спивака все так и есть на самом деле?..