В афише Театра на Васильевском появился пятый спектакль Дениса Хусниярова — «Глазами клоуна», созданный режиссером по одноименному, невероятно популярному в 70-е годы роману Генриха Бёлля.

Роман Бёлля в СССР был опубликован «не просто так, а по поводу»: его герой Ганс Шнир идеально вписывался в портретные рамки человека, обиженного «загнивающим Западом». Он многотрудно работает, а всё не заработает. Отношения с матушкой, ратовавшей за Третий Рейх, у него не сложились. Младшую сестру отняла война. Любимой и брату мозги запудрили церковники. Отец-богатей — просто скупердяй… Сегодня вряд ли кто-то будет так однозначно оценивать историю Ганса Шнира, человека, избравшего маску клоуна в качестве психологической защиты. Секрет современного интереса к роману многополярен, и, думается, что именно полифоничность образа героя заинтересовала Хусниярова: тут перекликаются проблема выбора, тема несчастной любви, трагедия одиночества в социуме, мотив неприкаянности человека, потерявшего любую веру, включая веру в себя, и наконец, колоссальный труд по поиску собственного «я».

Шнир в исполнении Андрея Феськова — актер актёрыч, для которого естественны состояние игры, гиперболизации и насмешки над действительностью, как бы жестока она ни была. А все его неудачи и комплексы родом из детства и отрочества, в которых он «застрял». Герой-максималист воспринимает мир черно-белым (таковы основные цвета оформления сцены). Этого несчастного хочется отвести к психологу, что и делают режиссер вместе с художником Николаем Слободяником: сценический павильон имеет идеально белые стены, а в центре почти пустого пространства — большое мягкое кресло, сидя в котором герой предстает зрителям. Но парню, которому уже хочется сказать миру «I did it my way» (помните песню Синатры?), приходится побыть самому себе психологом, ведь ни словом, ни делом ему никто не помогает. Оттого и телефонную книгу Ганс открывает словно окно — с надеждой «глотнуть свежего воздуха» в атмосфере глухого одиночества… Увы, разве что случайно оказавшийся «на проводе» Штрюдер (отличная работа Михаила Николаева) так же случайно и откорректирует панически-депрессивное состояние Ганса.

Свет, выстроен Евгением Ганзбургом: закрепленные на штанкетах три с лишним десятка белых бахромчатых абажуров (среди них есть один черный) вспыхивают геометрически — то углом, то диагональю, то крест-накрест. Ближе к финалу свет проецирует их тени-пузыри на стены павильона, словно обозначая — нет, гладким этот «Му way» не будет, но он единственно верный для героя. В черно-белом, «подростковом» раскладе жизни Ганса есть несколько цветных пятен, несколько эмоциональных болевых точек. Так темно-зеленый халат самого Шнира родственен темно-зеленому платью его бывшей возлюбленной Мари. А синее пальто сестры Генриетты, волей матери посланной на смерть, словно генерирует голубоватый свет воспоминаний, заливающий всю сцену. Этот холодный, неживой цвет контрастен золотистому, солнечному свету, сопутствующему реальному явлению отца (Артём Цыпин), пальто которого совмещает черный и белый цвета. Но нет в отце отзыва на сыновнюю любовь, и в этом теплом свете Ганс начинает в монологе ёрничать, паясничать, клоунствовать. Так он охлаждает собственную любовь к отцу, защищается от него, предлагающего не помощь, а лишь наставления. И кажется, что этот жестокий, обвинительный монолог окончательно утверждает Ганса в верности избранному им пути, отсекая одну из губительных эмоциональных зависимостей.