Мариинский театр представил на исторической сцене Большого оперу Родиона Щедрина «Мертвые души».

Спектакль представлен в конкурсной программе «Золотой Маски» по девяти номинациям, включая режиссуру Василия Бархатова, сценографию Зиновия Марголина, художников по свету и костюму (Дамира Исмагилова и Мария Данилова), а также исполнителей партий Плюшкина, Коробочки, Собакевича, Ноздрева (Светлана Волкова, Лариса Дядькова, Сергей Алексашкин, Сергей Семишкур). Правда, в Москве Ларису Дядькову заменила Елена Витман.

На одном из спектаклей вышел скандал. Какой-то зритель принял композитора Кшиштофа Пендерецкого, сидевшего в директорской ложе, за Владимира Чурова, и закричал: «Чуров, почем торгуешь мертвыми душами?» А на другой день Кшиштоф Пендерецкий дирижировал 9-ой симфонией Дворжака в Большом зале московской Консерватории. Очевидцы сообщают: «Сначала между частями протяжно зазвонил чей-то телефон, через какое-то время что-то упало, потом хлопнули громко дверью в партере, и в финале опять что-то упало». Видимо, польский композитор увезет из Москвы массу впечатлений, не красящих российскую столицу. Но вернемся к «Мертвым душам».

Перед спектаклем в центральной ложе Большого театра появилась Майя Плисецкая, зал наградил ее длительной овацией стоя. Великую балерину приветствовали активнее, чем настоящего героя вечера — композитора Родиона Щедрина, автора оперы «Мертвые души», которая в 1977 году шла на этой сцене в редакции Бориса Покровского и Юрия Темирканова. Мариинский театр пригласил на постановку молодого и очень знаменитого режиссера Василия Бархатова, а дирижировал лично Маэстро Гергиев.

Эффектное, образное и смыслообразующее решение предложил художник Зиновий Марголин. Два огромных колеса, между которыми закреплена стенка товарного вагона. Когда Чичиков оказывается в гостях у помещиков, стенка поднимается, поворачивается, занимает горизонтальное положение и — потолком — нависает над кабинетом Собакевича, заполненным каталожными ящиками с досье на разных людей, гостиной Ноздрева (по которой разбросаны тела его мертвецки-пьяных собутыльников) или жилищем Коробочки.

Когда Чичиков (Сергей Романов отчего-то не выдвинут на «Маску») отправляется в путь, ширма занимает исходное положение и служит экраном: по нему проносятся заснеженные поля с редкими избами, голыми деревьями и покосившимися заборами. Образ России «переехал» на экран.

На картины «среднерусской возвышенности» приходится партия хора. К сожалению, в Москве «народный» плач звучал как-то вяло. И того, что в поэме Гоголя и музыке Щедрина противостоит «мертвецкой», на сцене практически не осталось. Вокалисты справились со сложнейшими партиями отлично, но текст звучал разборчиво только у Сергея Алексашкина, Елены Витман и нескольких второстепенных персонажей. А речитатив, в котором нельзя разобрать слов, производит довольно странное впечатление.

Василий Бархатов придумал массу интересных вещей. Здесь трибуна в доме Собакевича, с которой бывший партийный бонза темпераментно обличает мошенников. Пасека в имении «сладострастников» Маниловых (Александр Тимченко и Карина Чепурнова) — зрительный зал понял намек на Лужкова . Подпольная швейная фабрика Коробочки, на которой трудятся женщины-гастарбайтеры в цветастых шальварах. Плюшкин, похожий на послевоенного беспризорника, возит весь свой хлам, включая придверный коврик, в сумке на колесиках, и не пускает Чичикова даже на порог своего дома. Квартира самого Чичикова — небольшая гардеробная — по ходу дела она трансформируется в будку квартального, потом — в гроб. На крышку гроба ставят торт со свечами — будто у покойника день рождения. Костюмы, чинно висящие на вешалке у Маниловых, внезапно оживают, и тот же фокус проделывают гипсовые головы античных героев в кабинете Собакевича. А за ширмой разыгрывается театр теней: проходит похоронный оркестр, за ним тянется траурная процессия, несут гроб, за ним — венки, еще гроб, еще венки… Чего-чего, а такого добра, как мертвые души, в России много. Живое притворяется мертвым, мертвое оборачивается живым — это вполне в духе фантасмагории, созданной Николаем Васильевичем Гоголем.

Но, несмотря на остроумные находки, спектаклю не хватает внутреннего развития. Действие буксует на месте. И на вопрос, которым начинаются «Мертвые души», — доедет колесо до Казани или не доедет, — хочется ответить отрицательно.