Как известно, эта опера Пьетро Масканьи — один из двух главных (вместе с «Паяцами» Леонкавалло) образцов веризма, направления в искусстве конца XIX века, провозгласившего своим принципом натуралистически правдивое изображение жизни, как правило, низших классов. Собственно, сам термин — от итальянского vero: правда.

Однако спектакль режиссера ЮрияАлександрова демонстративно избегает какого бы то ни было жизнеподобия. Первый же дуэт поселянин Туридду с любовницей Лолой распевают, войдя в заднюю дверь зрительного зала и двигаясь по проходу к сцене. Вообще зал — роскошная изукрашенная причудливой лепниной и позолотой игрушка в особняке фон Дервиза, где располагается «Санкт—Петербургъ Опера», — задействован сполна. Например, Туридду и его возлюбленная Сантуцца в знаменитом дуэте (экстатическая ссора с проклятиями) бросаются на портал — прямо на его богатую отделку. Надо сказать, голоса (я слышал состав, где Туридду пел Евгений Наговицын, Сантуццу — Анна Буслидзе) звучали крупновато для камерного фондервизовского пространства и оркестр Александра Гойхмана был излишне громогласен.

Когда выносят статую Мадонны (действие происходит в пасхальное воскресенье), сопровождающие ее дети — церковные служки спускаются в зал и причащают зрителей печеньками — их откровенные парики не оставляют ни малейших иллюзий. Нам все время напоминают: вы в театре.

События, изображенные в новелле Джованни Верги, положенной в основу либретто, страшные, но не невероятные. Сицилийская деревня. Туридду любит Лолу, идет в армию, вернувшись, обнаруживает, что та вышла замуж за возчика Альфио. Туридду крутит с крестьянкой Сантуццей, но и с Лолой тоже, Сантуцца рассказывает Альфио об измене его жены, Альфио режет Туридду ножиком. В спектакле же, конечно, никакая не деревня. Художник Вячеслав Окунев проецирует на светлые стены, уходящие углом в глубину, фотографии домов в несколько этажей, внутренностей величественного собора с циклопических размеров распятием, огромного винного погреба. Черно—белые — что, зная неукротимое разноцветье других работ господина Окунева, пожалуй, и к лучшему. Когда проекция гаснет — остаются лаконичные черные стулья с высокой спинкой и такие же столы под белой скатертью. Костюмы тоже сплошь черные, и дамский макияж выдержан в этом мрачном колорите.

И крестьяне — «крестьяне»: на стол ставят здоровенный усеченный конус, изображающий чан, где давят виноград, две тетеньки, задрав подолы, этот самый воображаемый виноград топчут, но хореография Надежды Калининой несомненно свидетельствует: перед нами стриптиз, не хватает разве что пилона. Тем более что внизу танцуют то же самое: девчата рьяно закидывают ноги парням на талию. Сие может означать только одно: в ночном клубе сегодня дают стрип—шоу «Сельская честь». Общей условности не нарушает даже присочиненная маленькая дочка Сантуццы — вопреки убеждению, что на сцене не может быть ничего органичнее зверей и детей. Потому что девочку, к примеру, моют в тазу — натурально, мочалками, но при этом она одета в длинную рубашку.

Зато монохромность нарушают, во—первых, красное платье Лолы и такой же розан — Софья Некрасова исхитряется петь, держа цветочек зубами. Во—вторых, красное вино, которым герои в охотку плещут друг другу в лицо и просто поливают им окрестности. А в—третьих, едва раздается финальное: «Hanno ammazzato compare Turiddu!» («Туридду зарезали!»), Сантуцца хватает нож, общее смятение, когда она снова поворачивается к нам — лицо и шея залиты пунцовой жидкостью. Но не пугайтесь, это просто краска. Или клюквенный сок.