На главной сцене обновленного детского театра «Зазеркалье» прошла первая премьера сезона — оперный диптих «От Петербурга до Миргорода». «Шинель», написанную Ильей Кузнецовым, и «Оперу о том, как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем» Геннадия Банщикова поставил главный режиссер театра Александр Петров.

Диптих, вероятнее всего, планировали показать в Год Гоголя, но этому помешала затянувшаяся реконструкция здания. Геннадий Банщиков сочинил оперу про Иванов еще в 1971 году, а Илья Кузнецов, ученик Бориса Тищенко, написал свою «Шинель» пару лет назад для конкурса на сочинение по Гоголю, который устраивал Мариинский театр.

Экспертам Мариинского опера не приглянулась, а «Зазеркалье» увидело в ней подходящий для себя формат. Обе одноактные оперы можно смело рекомендовать к просмотру школьникам, в учебных программах которых сочинения Николая Гоголя являются обязательным пунктом. В постановке Александра Петрова есть все, о чем можно написать, скажем, в сочинении о «художественном мире Гоголя в образах и звуках». Поэтика автора «Петербургских повестей» нашла в спектакле «Зазеркалья» свою визуальную и звуковую идентичность.

Режиссер Александр Петров верен духу не только детского музыкального театра, которому положено формировать вкусы подрастающего поколения, но и русскому театру с его давними традициями. Особенно в постановке «Шинели», из которой, как известно, все мы вышли, чувствовался нерв театральных поисков начала ХХ века, гротескный метод Мейерхольда. «Шинель» создана в стиле экспериментального театра почти по всем правилам жанра. Зрительные ряды выставлены на сцену и расположены над закрытой оркестровой ямой — в «Зазеркалье» после реконструкции появилось больше технических возможностей. Оркестр играет за кулисами, откуда его отлично слышно.

Зрители на сцене неспроста. Прежде всего, чтобы увидеть верхнюю часть декораций, которая уходит почти под колосники, из зрительного зала их не разглядеть. Именно там, высоко-высоко, находится тот иерархический слой, где обитает воинство чиновников-марионеток, неуклонно выполняющих одни и те же механические действия. Они вырезаны из дерева по трафарету. В середине лестницы — место Башмачкина, который пока еще не задеревенел, поскольку часто рефлексирует.

Первый же уровень — партер, где происходит основное действие. Тут чиновники живут: рассказывают анекдоты, устраивают пирушки, пьянствуют, выясняют отношения. Где-то в углу у дальней стенки живет Башмачкин, ищущий сочувствия у зрителей, просит о помощи, когда у него украли любимую шинель. Но зритель тоже не поможет ему, оставив в трагическом одиночестве.

Шинель для Башмачкина — вполне одушевленный субъект. Девушка в красном — атласная Подкладка шинели — соблазняет своими изящными формами. А вечно пьяный портной, к которому Акакий Акакиевич явится заказывать новую шинель, предстал в его видении чуть ли не богом с нимбом. В исполнении тенора Андрея Матвеева Башмачкин немного похож на того персонажа, которого создал в черно-белом кино молодой Ролан Быков, и потому к нему проникаешься большой симпатией.

В музыке Ильи Кузнецова нет головоломной сложности, которой так боятся многие российские слушатели, а потому ее с удовольствием играет оркестр под управлением Анатолия Рыбалко. Музыка «Шинели» при всей верности академической традиции своей прозрачностью и легкостью иногда напоминала музыку к драматическому спектаклю, что добавляло ей обаяния и шарма.

Опера про ссору двух Иванов — как вспышка миргородского солнца. Камерная опера в чистом виде здесь рассчитана на двух солистов — тенора и баса и немую роль Бабы (Елена Терновая). От них требуется выверенная актерская игра и богатая интонационная палитра. Александр Петров нашел идеальную пару — баса Александра Подмешальского и тенора Сергея Ермолаева, которые держали внимание слушателей от начала до конца. Оба интонационно тонко провели свои роли, в которых пение перемежалось с разговорной речью. С полной самоотдачей они исполнили абсурдистский, почти хармсовский диалог-поединок, направленный на полное уничтожение здравого смысла.

В музыке Банщикова главной темой, из которой вырос снежный ком ссоры, явилась песня «Дивлюсь я на небо». Подаваемая в разных мелодических и гармонических гарнирах, эта песня вкупе с цирковым характером диалога Иванов, больше похожих на Бима и Бома, тонко заигрывала, перекликалась с массовым эстрадным жанром.

Оперы по Гоголю, похоже, станут в «Зазеркалье» еще одной школой вокально-драматического мастерства и иронии, так необходимых всем молодым оперным певцам для повышения самооценки и достижения успеха.