Гран-при Открытого театрального фестиваля моноспектаклей «СВОЙ» получил спектакль Дмитрия Крестьянкина «Красный фонарь». Нам выпала удача его увидеть, а когда мы пришли домой, из карманов, с голов и из туфель сыпалось конфетти из блестящих сердечек. Спросите, при чем здесь анонсированная история о директоре императорских театров Владимире Теляковском? А мы вам расскажем.

Красный фонарь в императорских театрах вывешивали, когда отменяли спектакль. И зритель попадает в пространство отмененного показа. Аллегорически, конечно, попадает: спектакль идет, но документальная история, зашитая в его сюжете, вскрывает, не проговаривая, другие истории, другие знакомые нам имена. «Красный фонарь» Дмитрия Крестьянкина посвящен отмене как больной примете любого больного времени: убранная с афиши фамилия, исчезнувшее в репертуаре название, снятый с должности человек — здесь то, о чем надо говорить.

Театральный язык, выбранный для этого режиссером, на первый взгляд, максимально парадоксален. Разве можно, размышляя на такую тему, бесконечно хохотать, петь хором шаляпинскую «Дубинушку», слушать рэп и любоваться обнаженным мужским торсом под дождем из блестящих конфетти? Но в этом, кажется, и соль приема Дмитрия Крестьянкина: он, мы помним, делает спектакль в спектакле, нарочито развлекательная игровая природа одного держит в натяжении незримую нить необъявленного другого.

Вместе с драматургом Алексеем Синяевым они переводят рассказ о событиях начала прошлого века, в основе которых воспоминания последнего директора императорских театров Владимира Теляковского — на язык «эпистолярного действия», иммерсивного документального театра и даже форум-театра.

В зале Часов Музея истории Екатеринбурга установлена прямоугольная платформа, вокруг которой в два ряда сидят зрители. Посреди сцены-платформы — металлический шкаф с ящиками, в таких хранятся дела заключенных и истории болезни. По обе стороны от шкафа сидят два артиста в красных костюмах. На них и на зрителей направлен свет четырех красных фонарей.

Мы оказываемся свидетелями некоего театрализованного допроса, который ведет история. На его ход мы можем повлиять: подсказать, как быть в той или иной ситуации директору императорских театров. Дать Шаляпину уехать за границу или поддержать его и защитить в ситуации травли, избавиться от «балетоманов», диктующих, как театрам жить, или продолжать от них зависеть. Позволять Кшесинской самодурствовать или отдать другим балеринам ее партии. Идти на Гражданскую войну или нет? Максим Сапранов, исполняющий роль Владимира Теляковского, обращается с последним вопросом не столько к залу, сколько к своему партнеру — человеку театра нашего времени, которого играет Иван Капорин. В этот миг два страшных момента в истории нашей страны, два человека, разделенных столетием, стоят друг напротив друга со слезами на глазах. И говорят ответ в унисон.

Дуэт Ивана и Максима уникален тем, что артисты безупречно со-настроены. Напряжение двойничества, прямоговорения, которое между ними существует, обладает такой мощной силой, что невозможно отвести глаз. Стоящий между ними шкаф — метафора времени, памяти, которые однажды выставят человеку счет — этот магнетизм умножает. Артисты протягивают друг другу руки, чтобы их персонажи (а Иван виртуозно играет нескольких героев истории — от Кшесинской до Шаляпина) вступили в единоборство, обменялись письмами или поддержали друг друга. Живой контакт через столетие, ставший возможным в условиях театра, делает идею о жуткой повторяемости сюжетов (вОйны, конфликты между художником и властью) не такой безнадежной.

«Придет время, все узнают, зачем все это, для чего эти страдания, никаких не будет тайн», — говорилось в финале известной чеховской пьесы, и для создателей спектакля «Красный фонарь» важно помнить, разбираться, где правда, проводить параллели, подсвечивать темные места. Музейное пространство для этих целей очень органично. Спектакль создан для площадки Санкт-Петербургского государственного музея театрального и музыкального искусства, обычно его показывают в стенах, где располагалась дирекция императорских театров, но в кирпичных стенах Музея истории Екатеринбурга он звучал не менее остро.

Дмитрий Крестьянкин, как и в спектакле «Ленин из Ревды», показанном в Екатеринбурге чуть раньше, в программе фестиваля «Реальный театр», в своей работе «Красный фонарь» пытается наделить зрителя свободой хоть что-то решать. В обоих случаях свобода эта условна и даже иллюзорна с точки зрения жизни (все свои решения Теляковский давно принял, а памятник Ленину на площади в Ревде оставят, вне зависимости от наших суждений), в театральном пространстве Дмитрия Крестьянкина человек и его голос имеют ценность и могут влиять на события (в Екатеринбурге Ленина решили сохранить, а в Питере чаще всего сносят). Но идея режиссера, кажется, не столько в том, чтобы прийти к какому-то выбору. Она в том, чтобы человек, сидящий в зале и отдающий свой голос, услышал и увидел другого, попробовал встать на его место и ощутить себя участником истории, а не ее зрителем.

Театр Дмитрия Крестьянкина — театр добровольного обретения голоса, здесь нет морализаторства и резких оценок по отношению к «электорату». Хочешь прокричать с трибуны «Ленина — в топку!» — валяй. Ты против разрушения во всех смыслах — имеешь право. Главное, говори, не молчи. Возможно, после этого тебя лишат должности и любимого дела, станешь, как Владимир Теляковский после 20 лет служения театру, башмачником на Московском вокзале. Но ведь и есть шанс остаться человеком, остаться равным самому себе.