«Дубинушка» Ольховского — символ революции. Таковым она стала совершенно случайно, когда в 1905 году Федор Шаляпин исполнил ее на благотворительном концерте перед рабочими в Киеве, — эстетическое сплочение народа в один прекрасный хор показалось властям угрозой самодержавию…

Однако сейчас — о премьере «Красный фонарь» режиссера Дмитрия Крестьянкина в Театральном музее, где артисты Максим Сапранов и Иван Капорин рассказывают «что-то новое о чем-то старом» — об управлении Владимиром Теляковским императорскими театрами.

«Красный фонарь» — сайт-специфик спектакль, местом действия которого является бывший кабинет директора императорских театров в здании на улице Росси (как будто само помещение продиктовало авторам выбор героя для своего спектакля, а не наоборот). Все пространство залито красным навязчивым светом, в котором существуют актеры в таких же красных костюмах. Зрительские места расположены друг напротив друга, между ними — платформа. В центре стоят две металлические картотеки и два стула. Мизансцена зеркальная — под стать самому спектаклю, в кривом отражении которого зритель увидит день сегодняшний.

Красный фонарь вывешивали на крыльцо Александринского театра, когда происходила замена спектакля: «Как если бы вы пришли на спектакль про Теляковского, а увидели бы что-то другое», — лукаво уточняют Максим Сапранов и Иван Капорин.

Драматургия спектакля строится на письмах и личных дневниках последнего директора императорских театров. «Про Теляковского никто не знает», — всё так же лукаво сообщают нам. Хитрость в том, что и не узнает…

Лукавство для Сапранова и Капорина — принцип актерского существования. Доставая из мнимой картотеки мнимые артефакты, Капорин будто надевает на себя персонажей, не вживаясь в роль, а слегка обозначая ее. Вот он, спрятав лицо за веером, хихикает смехом Кшесинской… Или же, являя Федора Шаляпина, читает трек «Ай» рэпера Хаски, стоя на картотеке в толстовке с двумя полосками, демонстрируя публике, что певец был «из крестьян»… Впрочем, ролей у него много: от балетомана, внешне походящего скорее на вора в законе, до проповедующего с охлобыстинской интонацией доносчика. Сапранов же берет роль Теляковского, проговаривая содержание его писем и дневников от первого лица, но не пытаясь Теляковским стать (все же спектакль не о нем).

Режиссер Дмитрий Крестьянкин погружает зрителя в игровую реальность, где актерская игра трансформируется в игру буквальную — Капорин с Сапрановым играют в «крокодила», угрожают друг другу игрушечными пистолетами, танцуют под попсовые хиты, переодеваются, — и всё с шуточной несерьезностью и практически детской непосредственностью. Зритель тут — не просто наблюдатель, но и полноценный участник: от его решения буквально зависит судьба императорских театров… В любой игре реальность — гипотетическая. Но аллюзии в ней найдутся легко. Вот, например, Сапранов спрашивает: «Знаете ли вы, что такое полиция?» — и на этих словах Капорин надевает балаклаву и бьет дубинкой по металлической картотеке, провоцируя жуткий грохот. И зритель узнает.

Композиционно спектакль строится на чтении нескольких писем, запечатанных в красные конверты, после чего зрителям задается вопрос: как поступить? И заранее мизансценически поделенная надвое публика делится надвое вновь — уже идеологически. В зале царит демократия: как сказало большинство, так и будет (документально-историческим спектакль не назовешь — не в правде дело). В последнем письме — повестка. На гражданскую войну. Зрители тактично советуют Теляковскому-Сапранову конвертик не трогать.

Это театр прямого высказывания: Крестьянкин на примере Теляковского показывает, как политические события влияют на судьбу интеллигента (в конце своей жизни Теляковский из директора переквалифицировался в сапожника — вот и вся драматургия), а история, увы, циклична. «Сложно управлять Дирекцией императорских театров, когда империя трещит по швам», — иронично поясняет Максим Сапранов.

Апофеозом иммерсивности в спектакле служит сцена коллективного исполнения «Дубинушки», прямо как в 1905 году: Капорин-Шаляпин с лязгом запрыгивает на картотеку и поет куплеты, зрители подхватывают припев. Крестьянкин вполне осознанно воспроизводит то, что Шаляпин сделал несознательно — призывает к сплочению.

Играя в жизнь последнего директора императорских театров, принимая за него, казалось бы, влияющие на судьбу решения, публика вдруг узнает, что пресловутый бог из машины в виде революции много сильнее человеческой воли. И, заканчивая игру, Сапранов (уже не Теляковский) с досадой замечает: «Иногда нам кажется, что наш выбор на что-то влияет…» Но суть «Красного фонаря» Дмитрия Крестьянкина — в надежде. Что настанет пора, и проснется народ.