В середине мая легендарный спектакль по одноименной пьесе Александра Вампилова показали на сцене Театра Эстрады им. А. Райкина.

Театр «Мастерская» уже второй сезон показывает свои лучшие постановки на разных сценах Петербурга — в Юсуповском дворце, в ДК им. Ленсовета и ДК им. И. Газа. Эти своеобразные гастроли — мера, во многом, вынужденная. Репертуар одного из самых любимых зрителем театров города уже «не помещается» в двух залах здания на Народной улице. 25 мая в его афише появится пятидесятая постановка — «Утиная охота», и это будет третье обращение Григория Козлова к драматургии Александра Вампилова.

Первое состоялось в сентябре 2010 года, когда на Малой сцене БДТ им. Г. Товстоногова ученики мастерской Козлова сыграли «Старшего сына». Так в Петербурге появился новый театр, а курсовой спектакль стал, как принято говорить, его «визитной карточкой». За прошедшие с тех пор девять лет «Старший сын» участвовал во множестве театральных фестивалей, его видели зрители Москвы, Пскова, Ярославля, Екатеринбурга. В середине мая спектакль впервые показали на сцене петербургского Театра Эстрады им. А. Райкина.

Наверное, каждый раз публика «Старшего сына» делится почти пополам: на тех, кто смотрел одноименный советский фильм 1975 года, и тех, кто его не смотрел. Гадать о том, кто из зрителей прочитал саму пьесу — сложнее. К сожалению, «шестидесятников» (тем более драматургов того времени) в нашей школе изучают… не очень внимательно. Представители старшего поколения? Если в юности они не увлекались театром и литературой, то в суете жизни вполне могли и не заметить удивительного и талантливого человека, погибшего на Байкале за два дня до своего 35-летия. Поэтому для обычных зрителей именно фильм Виталия Мельникова является неким «ориентиром». Как это усложняет задачу актерам — говорить не приходится.

Однако уже начало спектакля «оправдывает» обращение к тексту, который зрители десятки раз слышали из уст Евгения Леонова, Николая Караченцова, Михаила Боярского и Светланы Крючковой. Молодые актеры хотели «не перечитать» пьесу, а «подсмотреть в щелочку» — за жизнью своих родителей, бабушек и дедушек, когда те были молоды и влюблены. Поэтому спектакль предваряет пролог: взволнованными голосами и простыми, порой несовершенными словами, актеры по очереди рассказывают истории своих семей — как знакомились, как влюблялись, как женились.

Их семейные фотографии висят рядом с портретами людей, ставших по-настоящему родными для целого поколения — здесь вместе Юрий Гагарин и Булат Окуджава, Александр Володин и Александр Вампилов. Стихи, музыка — тоже из эпохи, когда у людей (по словам актрисы спектакля) «была прекрасная жизнь» — они знали своих соседей, дружили и ходили друг другу в гости. За музыкальное оформление отдельное спасибо Андрею Юрьеву. Постановка наполнена песнями в исполнении Муслима Магомаева, Эдиты Пьехи, Иосифа Кобзона, Валерия Ободзинского. Все они созвучны времени, когда полотенца и простыни запросто сушили во дворе, а мальчишки гоняли в футбол не в специальных «коробках» — прямо по лужам.

Сюжет пьесы Вампилова сохранен полностью: двое молодых людей опоздали на последнюю электричку — провожали девушек. Провожали с надеждой на продолжение знакомства, но этим надеждам не суждено было сбыться. Маленький город, в котором у них нет ни знакомых, ни родных, а на улице жутко холодно… Что делать? Молодые люди нагло вваливаются в квартиру совершенно посторонних им людей — с гитарой и требованием выпить и закусить. Легенда у них простая, но гениальная — один из них приехал знакомиться с отцом, которого никогда не видел. Так у бывшего фронтовика, в одиночку растившего двоих детей, появился еще и «старший сын».

При просмотре спектакля невозможно полностью абстрагироваться и не сравнивать увиденные сцены с кадрами из фильма. Это очень мешает восприятию. Но как приятно порой обнаружить, что в постановке, где играют молодые актеры, что-то получилось точнее, проникновеннее и пронзительнее. В первую очередь, это образ Нины Сарафановой — дочери главного героя. В фильме она — холодная красавица с точеными чертами лица и командным голосом, строгая и волевая (Наталья Егорова). В увиденном показе Нину играла Алена Артемова — милая девушка с умными и грустными глазами.

Ее простой вопрос («Где ты был раньше, братик?») несет в себе столько боли, что на него невозможно не ответить любовью и сочувствием. Мама бросила, отец тихонько пьет по ночам, а младший брат сходит с ума от первой любви… «Объявляю уборку!» в ее исполнении звучит не как приказ, а как вынужденная игра маленькой девочки во взрослую хозяйку дома. Игра, от которой к девятнадцати годам она устала. И понятно, почему Нина так торопится сбежать на Сахалин с курсантом Кудимовым — отличником боевой и политической подготовки (актер Николай Куглянт). За ним «как за каменной стеной». Но также понятно, почему ей нельзя быть рядом с этим человеком.

Макарская, соседка Сарафановых, в исполнении Полины Сидихиной — самый яркий образ спектакля. Кажется, что именно на ней держится вся комическая составляющая постановки. Чего стоит один ее прыжок через лужу — с авоськами наперевес! Но зрители видят перед собой не строгую работницу системы судопроизводства и не «советскую феминистку», читающую модные в то время журналы о здоровье. Это очень красивая и очень несчастная женщина. Она так страдает от одиночества и так ждет любви, что ее грубый цинизм и крики о том, как она «не хочет замуж», выдают ее все сильнее и сильнее. Но ее понимают, жалеют и, словно колыбельную, поют старую бардовскую песню про Царевну Несмеяну («Ты стоишь у окна…»).

В спектакле Григория Козлова герои действительно умеют понимать, принимать, жалеть и любить. И это, наверное, второе очень важное отличие спектакля от фильма. Любовь здесь чувствуешь буквально во всем — в неловких прикосновениях, несмелых взглядах, нелепых разговорах и ненужных спорах. Потому появление чужого (пока еще чужого) человека не взрывает жизнь этой семьи — со всеми ее проблемами и несчастьями. Оно лишь сильнее показывает, как бесконечно дороги друг другу эти странные и смешные Сарафановы.

Актерам спектакля, пожалуй, сложнее, чем актрисам. Соперничать с Николаем Караченцовым и Михаилом Боярским — дело бесполезное. Да и ненужное. Владимира Бусыгина и Сильву в исполнении Михаила Касапова и Арсения Семенова зрители принимают, потому что они понятны и узнаваемы. Парни со своего двора. Бусыгин — угловат, резок, часто очень зажат и нервозен. Сильва, как и положено, чертовски обаятелен. С первого появления Арсения Семенова на сцене становится понятно, что образ ловеласа и повесы доверен ему по праву. Как по праву получил за роль Васеньки театральную премию «Прорыв» актер Евгений Шумейко.

Но как играть Сарафанова, когда у каждого второго зрителя в зале перед глазами все равно будет такой родной и любимый Евгений Леонов? Алексей Ведерников пытается создать совершенно иной, нежели в кинофильме, образ. Его Андрей Григорьевич Сарафанов потерян, несчастен, по-детски трогателен, порой жалок.

Сарафанов прошел войну, но, по словам дочери, так и не научился защищать себя. Он пережил предательство любимой женщины и крушение всех надежд. Но живет он — радостно, живет безграничной любовью к своим детям. Этот образ требует актера с огромным сердцем и огромным жизненным опытом. В курсовом спектакле условность с возрастом героя естественна и понятна. Но постановке скоро десять лет. Рано или поздно зритель перестанет воспринимать ее как «студенческую», пройдет это очарование молодости, дружбы, трепетного отношения актеров-однокашников друг к другу. Что будет дальше? Терять такой спектакль очень не хочется.

Но пока «надежды маленький оркестрик» играет слаженно, и во время каждой смены декораций им весело дирижирует Сарафанов в растянутой майке. Родной дворик превращается в до боли знакомую квартиру со старым торшером, сервантом и радиоприемником. Зритель вновь и вновь оказывается в мире, где люди просты и откровенны, чисты и лишены фальши.

И Вдруг понимаешь, что этого поколения больше нет. Что эти люди ушли навсегда. Тогда хочется закричать вслед за Золушкой из другого советского фильма: «Добрые люди, где вы?». Но ведь те, кто находится на сцене, верят в реальность своих героев… А сидящие в зале — смотрят на них и какой год не могут насмотреться. Получается, эта тоска — по простоте, доброте и человечности — у нас всех одинаковая? Значит, надежда все же есть.