15 августа ушел Славомир Мрожек.

«Звери смотрят на нас» — было написано на обратной стороне обложки книги Славомира Мрожека «Хочу быть лошадью». Год ее выхода — 1990 — символичен. Без дураков, это одна из самых важных театральных книжек 90-х годов, хотя нового в те годы появилось немало. Мрожек сделал нам прививку новой театральности — острой, смелой, праздничной, в меру «замороченной» и в то же время очень ясной, бьющей по нервам. Независимый театр тех лет невозможно представить без его пьес, так же, как сложно представить себе большую часть названий Мрожека в сегодняшней театральной афише. «Стриптиз» Крамера в театре «Фарсы», «Эмигранты» Игоря Селина в курилке у мужского туалета Театральной академии — всех хитов афиши тех лет сразу и не упомнишь. В Москве была своя антология замечательного Мрожека, да и в любом мало-мальски театральном городе — тоже.

Рисунок Славомира Мрожека.

В самом деле, обойти стороной этого драматурга в те времена было просто нереально. Мы, театроведы-первокурсники, раз за разом ходили на «Танго» Молодежного театра в постановке Семена Спивака. Это был фейерверк театрального остроумия, нечто неуловимое на стыке жанров. В чем именно заключался секрет обаяния, мне было разгадать не под силу. Но одно очевидно — макабрическое веселье, царившее на сцене, вступало в замечательный резонанс с тем, что неслось и сверкало за окном. Вообще, черный юмор Мрожека, который у нас почему-то принято проводить по ведомству театра абсурда и который к нему в строгом смысле отношения не имеет, оказался ближе ментальности русского театра, чем программный холод «настоящих» абсурдистов.

Да что там говорить. Первая пьеса, которую я сам поставил, только-только поступив на режиссерский факультет — «Стриптиз». Действие любительского спектакля происходило в коридоре четвертого этажа петербургской школы № 203. Кстати, одну из главных ролей там сыграла небезызвестная Настя Брауэр, ныне жена драматурга Клавдиева и сама драматург. А чуть позже я сыграл Окулиста в учебном спектакле по «Каролю».

Удивительно, насколько не похож Мрожек на другого культового театрального поляка — Ежи Гротовского. Если что-то и роднит их, то это именно температура творчества. Жар, горение, страсть пугали и манили нас, неофитов и юнцов. У Гротовского, юбилей которого (80 лет!) не так давно прошел совершенно незамеченным, в 1980 году вышла статья «О романтизме». В романтизме Гротовский видел генетический материал всей польской культуры. Герметичная алхимия «бедного театра» и социальная диагностика парадоксов Мрожека в равной степени исполнены предельного максимализма.

Сегодня пьесы Славомира Мрожека воспринимаются скорее историей театра, чем актуальным искусством, но это — самая настоящая История.