«Бал у Чинизелли, или 1001 Золушка». Рождественская пантомима.
Цирк Чинизелли на Фонтанке.
Режиссер Виталий Салтыков.

В Петербурге свистит декабрьский ветер, кружатся снежинки, сердится и набухает Нева. Дамы в вечерних платьях и мужчины в мундирах спешат к Фонтанке, где у Чинизелли идет «Золушка». Центральное событие зимних праздников нельзя пропустить, ведь с теми, кто не видел «Золушки», не о чем разговаривать в приличном обществе.

Спектакли, или, как их тогда называли, пантомимы Чинизелли привлекали в цирк лучшее петербургское общество. Ложи заполняли члены императорской семьи, офицерство, чиновники, блестящая петербургская молодежь, прекрасные дамы из лучших семейств и артистический бомонд. К участию в пантомимах Чинизелли привлекал тех, кто помимо чисто цирковых талантов обладал и талантом драматическим, имел незаурядную внешность, мог в самом маленьком эпизоде обратить на себя внимание всей публики. Обстановкой пантомим занимались лучшие европейские специалисты: костюмы шили в лучших городских мастерских по эскизам европейских художников, бутафория и машины заказывали в немецких цехах и доставляли спецтранспортом в Петербург, музыку писали незаурядные композиторы. О том, что в цирке грядет новая пантомима, пресса сообщала заранее, и в день премьеры в цирке собирался весь цвет петербургской публики. «Золушка» пользовалась особенной популярностью: ее впервые поставили на петербургском манеже в 1875 году и с этих пор постоянно возобновляли, переделывая и усовершенствуя, на протяжении последующих 40 лет. Каждый петербургский житель с достатком чуть выше минимального хоть раз в жизни видел этот легендарный спектакль.

Бал. Королевский цирк Гии Эрадзе.
Фото — В. Коробов.

Сегодня все так же, как когда-то при Чинизелли. Ветер свистит, Нева набухает. Только что открытый цирк сверкает в огнях, у входа стоит иллюминованная карета, а в зале ждут нарядно одетых дам и усатых кавалеров. В цирке идет «Бал у Чинизелли, или 1001 Золушка». И так же, как сто с лишним лет назад, пропустить этот спектакль — значит лишиться одного из самых ярких впечатлений за всю новейшую историю петербургского цирка.

В петербургском цирке давно не было спектакля с такой плотной наполненностью сюжетного действия, в которое были бы искусно вплетены собственно цирковые номера. Ведь прежде цирковая составляющая неизменно перевешивала, и представление скатывалось в бессюжетный дивертисмент. Для какой-то части публики это было привычно и оправданно, даже единственно правильно. Однако другая, та, что родом из времен Чинизелли, в цирк просто не ходила. Правда, одно исключение все же случилось: театральный режиссер Андрей Могучий поставил на манеже «Кракатук», и тогда на мгновение показалось, что думающая публика с хорошим вкусом и тонким чувством юмора потечет в цирк. Однако «Кракатук» прокатывали в цирке лишь несколько представлений, век его оказался быстротечен, а цирк не успел или не захотел воспринять сделанную прививку.

Два года назад в цирке уже шла «Золушка». Но, как и любая «Золушка» у Чинизелли, она была другой, похожей на нынешнюю лишь в общих чертах. Цирк сделал новый заход к известному сюжету как положено — с новой командой постановщиков и исполнителей. Режиссеру Виталию Салтыкову удалось то, что удается редко: вплести собственно цирковые номера в действие волшебной сказки.

Историю о бале во дворце рассказывают артисты Королевского цирка Гии Эрадзе. Это бал, на котором появляются только в самых пышных и дорогих нарядах, танцы которого подчинены строгому этикету, а программа безупречна. Кордебалет цирка задействован в каждом номере в качестве полноценного смыслообразующего элемента и делает это с такой элегантностью, достоинством и совершенством, что уже с первых минут его появления сомнений в том, что эти невероятной красоты люди являются сошедшими на землю небожителями, не остается. Ощущение всемогущества этих цирковых богов дополняют собственно цирковые номера, которые сами по себе, может быть, и не столь выигрышны, однако обретают совершенство именно в сочетании с костюмами, музыкой и точно выстроенной драматургией каждого номера. Не очень умелая свора мраморных догов прекрасно вписывается в несколько хаотичную ситуацию начала бала, весело перепрыгивая через юбки танцующих дам и козетки. Чуть позже крылатый конь, проделав пару нехитрых вольтов и эволюций, оставляет после себя ощущение волшебства одним своим появлением в струящемся серебряном свете софитов с белоснежными крыльями на спине и в окружении столь же белоснежных крылатых людей. Во времена Чинизелли газеты бы написали, что номера Королевского цирка «прекрасно обставлены»: Т. Махортова крутит в свете прожекторов серебряные хула-хупы на зеркальном шаре, а во весь диаметр манежа развернуто белоснежное покрывало, в которое вшиты костюмы артисток кордебалета; воздушные гимнасты взмывают под купол цирка на золоченых великолепных люстрах, а номер эквилибра на тростях в исполнении А. Цаплина происходит на усыпанном кристаллами Сваровски рояле, из которого ко всему еще и бьют фонтаны воды. Однако там, где нет нужды в обстановке, Гия Эрадзе готов удовлетвориться минимальными средствами: на белоснежном полотне взмывают под купол цирка Т. и С. Морозовы и проделывают безо всякой страховки умопомрачительные вещи. Совершенно кульминационная сцена шахматного сражения пронизана лаконизмом и воплощает бесстрашие всего шахматного войска и прежде всего предводителей. Как в сражении воины не щадят себя ради высшей цели, так и здесь черный и белый короли — братья Г. и А. Варданян — жертвуют своими телами ради торжества беспредельности человеческих возможностей. Когда в финале номера эти атлеты, взяв в зубы кинжалы, выполняют верхнюю стойку на одном лишь острие, уверенность, что перед глазами не сказка, исчезает.

Белый Пегас. Королевский цирк Гии Эрадзе.
Фото — Е. Бледных.

Королевский цирк дает блестящий бал. Историю о «Золушке» разыгрывают клоуны. Они вездесущи и на манеже, и в зрительном зале. Их заготовленные выдумки и спонтанные импровизации спрессованы во времени и пространстве до такой степени, что порою хочется попросить их выступать по очереди, а не одновременно, чтобы была возможность увидеть все и всех.

Совмещая театральную и цирковую клоунаду, режиссер Виталий Салтыков и вдохновитель «Золушки» Слава Полунин отдали клоунам все пространство, в пределах которого происходит переход от лирического к комическому, где буффонада может обрести трагичность, и где наивная клоунская вера в лучшее будущее и оказывается единственно правильным выходом. Мерзнущая в зимнем Петербуге миниатюрная девочка-Золушка в исполнении А. Олейник узнает о своем прекрасном Принце из книги, которую приносит крылатый ангел. Метлой она вырисовывает на манеже его образ, а сам Принц в это время дурачится на все лады. Этот Принц в исполнении Жюльена Коттеро — очаровательный мальчишка, выдумщик и проказник. Он готов сыграть в футбол или попрыгать на скакалочке с любым и может для этого даже вытащить на манеж и убедить сыграть с собой самого незадачливого зрителя. У него нет мячика — он его придумал, нет и скакалочки — ее он решил сделать из воображаемой жевательной резинки. У артиста Жюльена Коттеро вообще нет реквизита: весь мир своего Принца, а заодно и любого, кто встречается ему на пути, он готов придумать, изобразить и сыграть сам. Он не говорит ни слова по-русски, однако может наполнить весь этот мир звуками. Коттеро — блестящий звукоподражатель. И блестящий выдумщик. В мире его Принца звучит все — скакалочка и ветер, птица и собачка. Принц выдумывает и тут же радуется собственным выдумкам, вовлекает в свои игры всех вокруг. На балу, сталкиваясь лбами с Золушкой, Принц решает поделиться с ней яблоком. Откусывая кусочек за кусочком, Золушка и Принц перекидывают друг другу яблоко, ловко ловят его, снова кусают, снова бросают. Оба в восторге от этой игры, и когда яблоко доедено, Принцу на руку вспархивает напевающая «Чижика-Пыжика» птичка, и начинается новая игра с летающей по манежу птичкой и ее песенкой. Когда, уже после того, как Мачеха (а в этой сказке выйти замуж за Принца хочет именно Мачеха) подменит свою ногу муляжом и примерит туфельку, Принц решится сыграть в эту же игру с избранницей, та, не зная, к чему эта игра, вооружится муляжом своей ноги. И на манеже начнется бейсбольная битва, в которой яблоки полетят куда угодно — на пол, в лоб клоунам из свиты Принца, в зрительный зал — но только не в руки самому Принцу. И не будет при этом на манеже ни одного яблока, ни одной птички. Будет только Принц-Коттеро, который и создаст весь этот мир своими звуками.

Ж. Коттеро (Принц) и А. Олейник (Золушка).
Фото — Е. Бледных.

Эта «Золушка» держится на Коттеро. Только с таким Принцем спектакль обретает ту степень лиричности, которая позволяет понять, чего ради маленькая петербургская девочка вздумала мечтать о счастье. Счастье с таким Принцем полно веселых выдумок и приятных сюрпризов, счастье — это когда другой чувствует так же, как и ты, когда он даже ест яблоко так же, как и ты. Но у Принца и Золушки есть свои антиподы. Классическая буффонада Мачехи и двух ее дочек в исполнении О. Скрипачевой, Г. Делиева и А. Красных замечательна всем известными, вроде бы простыми, но в исполнении этих артистов виртуозными находками. Они появляются на арене на огромной кровати и разыгрывают репризу с будильником, который не перестает звонить, в то время как троица желает спать. Будильник давят руками, ногами, поодиночке и вдвоем, и, наверное, если бы не спектакль, эти мастера придумали бы еще тысячу способов, как можно отключить будильник. Мачеха и дочки столь равноценны, что не всегда ясно, кто из них кто. Их буффонада порознь и сообща придает спектаклю ту нужную клоунскую смешинку, без которой не может жить любое цирковое зрелище.

Дух Чинизелли витает над этим спектаклем. Не случайно авторы даже вывели основателя петербургского стационара на манеж и рискнули пригласить на эту роль драматического артиста. Гаэтано Чинизелли в исполнении Вениамина Смехова, словно умелый режиссер, слегка направляет действие. Он готов сыграть в снежки с Принцем, принять у него экзамен и отправить публику в антракте в буфет. При этом он абсолютно органично существует в непривычной для себя среде — рядом с клоунами и цирковыми артистами, в пространстве круглого манежа, будучи окруженный со всех сторон публикой.

Все это потому, что авторы спектакля создали в цирке давно забытое зрелище. Театральная клоунада начала срастаться с цирковой, а цирковые номера — с сюжетным действием, в спектакль оказался успешно вовлечен драматический артист. Многое идет против принятых, привычных правил: оркестр не прячется за форгангом, а активно участвует в действии, наигрывая мелодию «Чижика-Пыжика» прямо в манеже, шпрехшталмейстер не отвлекает зрителей объявлением номеров и фамилий исполнителей, униформы практически не видно — она слаженно бегает в полной темноте по манежу, обеспечивая минимальность пауз и непрерывность действия. Сам того не зная, Виталий Салтыков поступил так же, как когда-то поступал Гаэтано Чинизелли. В пантомимах Чинизелли в главных ролях всегда были задействованы лучшие артисты труппы, а на первый план не стремились выводить одни только трюки. У пантомим была ясная структура с четким сюжетом (тогда в цирке даже раздавали либретто пантомим). Обстановка отличалась блестяще исполненными бутафорией и реквизитом и роскошью костюмов. А главное, Чинизелли всегда ставил для взрослых, в расчете на их культурный опыт, на их вкусы и пристрастия. Сегодня в цирке идет спектакль, рассчитанный на взрослого зрителя, на зрителя, не ожидающего на манеже кошечек-собачек, но готового размышлять.

Гаэтано Чинизелли, взирая с небес на свое детище, плачет от радости: снова под занавес года на манеже неумирающий бренд его цирка, снова идет «Золушка», и на этот раз она такая, которую он бы сам с удовольствием поставил.