«Снился мне сад». Спектакль по песням В. Козина.
Лысьвенский театр драмы имени А. Савина.
Режиссер Дмитрий Касимов.

В Лысьвенском театре драмы имени А. Савина появился спектакль «Снился мне сад» по песням Вадима Козина. Автор литературной композиции и режиссер — Дмитрий Касимов. В роли «опального Орфея», как называли Козина многие годы, — артист Михаил Тихомиров. Авторы спектакля очень скромно определили его жанр: спектакль по песням. Тринадцать романсов и песен Козина звучат в исполнении Тихомирова. Но это ни в коем случае не спектакль-концерт. Главное в нем — и жизнь, и судьба. Жизнь Вадима Козина, а судьба и его, и многих художников, не вписывавшихся в законы сталинского режима. После спектакля думаешь не только о прославленном лирическом теноре, народном кумире, чьи песни звучали из каждого граммофона, а потом раз — и перестали звучать. Почему? Ну, в нашей стране не принято было задавать таких вопросов. Перестали — и все. Думаешь и о забытых поэтах, и о неизвестных писателях, строки которых вернулись к нам во всеми проклятые девяностые годы. Думаешь о забвении, которому были преданы все те, кто, по выражению Андрея Вознесенского, «не умеет хором».

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

С одной стороны — это честный байопик, восстанавливающий в крупных мазках жизнь страны в десятые, двадцатые, тридцатые, сороковые и пятидесятые годы. Эти «картинки» проходят фоном: детство, семья купца и цыганки, где вырос будущий певец, — как сладкое альбомное фото, где все живы и все вместе, и будущее кажется прекрасным. Жизнь в тридцатые, как мы ее себе представляем: спортсмены и спортсменки, молодость страны, марши, речевки, «Ворошилов на коне в бой нас поведет», пирамида со звездой. (О, господи. Все это дошло и до нас когда-то, потом исчезло, а сейчас возрождается с новыми текстами, уже без коня Ворошилова.)
Правда, вокруг уже бродит молчаливый сотрудник НКВД. Этот образ, существующий в разные десятилетия под разными именами и в разных должностях, отлично играет Эдуард Фролов. И картины войны, и потерю близких, и блокаду — все это мы узнаем в исполнении Елены Елькиной (она играет и роль матери Козина), Эдуарда Фролова, Алены Кустовой, Маруси Киликеевой, Александра Мехрякова, Константина Лылыка, Анжелы Себекиной, которая еще и два часа аккомпанирует всем песням за фортепьяно.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Но все это фон, сыгранный легко, без прямых иллюстраций, обволакивающий жизнь певца, как абрис воспоминаний. А в центре — артист Михаил Тихомиров. Он медленно входит в игровое пространство, которое усилиями художника Ольги Вологиной превращается то в комнату, то в кинотеатр, то в лагерь, то в сцену, то в скромную квартирку Козина. И Тихомиров как будто присматривается к личности своего героя, пробует то одну, то другую краску, вглядывается в семейные фотографии и… узнает их. Как будто Вадим Козин, который после магаданских ссылок ни разу не побывал в Москве и Ленинграде, вдруг оказывается в своем прошлом, когда жизнь так много обещала ему. Он присаживается за семейный стол, где все в белом и все поют. Только он молчит и вглядывается в лица родителей, сестер. Он потеряет их всех, и артист Тихомиров как будто уже знает это. Его герой прошел через все потери и вспоминает или включается в жизнь — иногда с иронией, иногда с тоской, иногда с отчаянием. Артист существует и в том времени, и в дистанции с ним. В какой-то момент — не сразу — он начинает петь. Не пытаясь воспроизвести голос Козина. Как сказал сам Михаил, «это Козин без микрофона брал Колонный зал, мне не взять». Но манеру певца, его артистизм Тихомиров передает очень точно, а актерского обаяния ему и самому не занимать. При этом он исполняет песни Козина, как будто добавляя немного «от себя». Особенно это заметно в звучании романса «Нищая» (А. Алябьев, П. Беранже): здесь возникает еще и свой, личный контекст — девяностые годы. И в исполнении Тихомирова этот романс звучит драматичнее, чем у Козина.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Песни Вадима Козина в спектакле исполняет не только Тихомиров. Ведь певцу подражали, его песни звучали везде — и в мирной жизни, и на фронтах, и в лагерях ГУЛАГа. В эпоху маршей его песни требовали сольного пения. Их нельзя было петь хором. Это всегда было высказывание «отдельного» человека. И в спектакле эти песни прекрасно исполняет Александр Мехряков — он играет старшину Василия Краснопивцева, который поет на фронте, между боями. О его пении рассказывает Козину фронтовик (Константин Лылык). Но Козин и сам как будто всегда присутствует в такие моменты и подпевает то старшине, то Юноше (тоже Александр Мехряков), который подражает Козину, то заключенным. Все это создает картину молчаливого сопротивления тому забвению, которое после первого ареста настигло певца.

Козин в 30-е годы был любимцем не только народа, но и «тонкошеих вождей». Он участвовал в правительственных концертах, зван был и на кремлевские ужины. Очень хорошо сыграна сцена, где сотрудник НКВД подходит к столу, где ужинают только что выступившие артисты, и грубо командует: «Нажрались? Проваливайте!» Тихомиров играет эту сцену так, как будто его герою дали пощечину. Но молча выходит из-за стола.

Первое серьезное столкновение с властью произошло тогда, когда Козин отказался включить в свой репертуар песни о Сталине. «Я лирический певец», — пытался он объяснить это Берии (Эдуард Фролов) при встрече. На экране вождь в белом кителе улыбается на картине «Утро нашей Родины». Но для героя утро обернулось полярной ночью, ведь он еще и посмел укорить Берию в том, что тот не вывез из блокады его родных — мать и сестер. В конце разговора всесильный нарком иронично поет «Не забудь потеплее накидку…» и желает здоровья Вадиму Алексеевичу.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Первый арест произошел в 1944 году. И на экране появляется печально знаменитая на Колыме бухта Нагаева. Ох, и страшное это место. (Я побывала там в начале 2000-х. Здесь как будто запечатлелись все те, кого десятками тысяч в конце 30-х — в 40-е привозили сюда на смерть.) И для «золотого Орфея» (так назвал Козина Черчилль) началась другая жизнь. Конечно, можно считать, что с ним обошлись милостиво. Он не работал на золотодобыче, в урановых и вольфрамовых рудниках — он и в лагере пел для заключенных и лагерного начальства. Но Тихомиров и не играет ни истощение, ни умирание. Он играет постоянное унижение человека, потерявшего свободу, оказавшегося «крепостным артистом» (при Гридасовой, жене всесильного «хозяина Колымы» генерала Никишова), но не лишившегося человеческого достоинства.

Во второй части спектакля много сцен, где герой оказывается в своем прошлом. Композиция выстроена очень точно. На Колыме вся прошлая жизнь перечеркнута. Артист буквально существует в разных временах. И это не только прошлое и настоящее его героя. Это и его видения, его кошмары, и его покаяние в сцене с умершей матерью. Ее прекрасно играет Елена Елькина. Играет, не произнося ни единого слова. После встречи со следователем, когда Козин узнает о втором своем аресте, идет сцена исповеди героя, сыгранная на рыдании, на муке стыда и отчаяния. Пожалуй, это самая сильная сцена, где артист играет не просто Вадима Козина, а то, как ломают, уничтожают еще недобитого человека. И прекрасен финал сцены, где следователь (снова Эдуард Фролов), объявив об аресте, заискивающе заглядывая в глаза артисту, просит подписать пластинку своей жене. Здесь возникает такое страшное драматическое напряжение, что хочется закричать: «Не подписывай!» Но Козин подписывает. И ты понимаешь: вот сейчас его окончательно сломали.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Старость Вадима Козина прошла в Магадане. Это, конечно, дико и странно, но место ссылки оказалось его единственной родиной и последним пристанищем. Возвращаться ему было некуда и не к кому. Слава возвратилась к нему в 90-е годы, но была уже не нужна ему. Для него очень многое сделал Иосиф Кобзон, всегда считавший Козина своим учителем. Квартирка Козина, в которой я когда-то побывала, это убогий уют бедного интеллигента, скрашенный только книгами на почти самодельных полках. По этим книгам сразу узнаешь «своего» человека. Собрание сочинений Сталина тоже занимает там свое место, наряду с интеллектуальной прозой и уникальными по тогдашнему времени поэтическими сборниками. Это жилище смиренного и смирившегося со своей участью человека. Никаких поползновений на жизнь, достойную его дара. Михаил Тихомиров очень деликатно играет эту одинокую старость. Знаменитые козинские валенки, старый свитер, кашне, тяжелая походка и медленная память. Письма поклонников, а сами они как будто материализуются в воздухе, и он поет вместе с ними свои старые песни: с вором-штукарем Оводом (Константин Лылык), со старой восторженной поклонницей (Елена Елькина). И со своими кошками, которые тоже поют.

Снова возникает мелодия «Сада», и на экране, как будто в памяти, возникают портреты родных, которые постепенно размываются, расплываются. Жизнь истончается, как и память. Уже нечего вспоминать. Все ушло. И жизнь ушла. Она была не очень-то счастливой. Но, может быть, это плата за дар? За чудный, нежно льющийся голос, который многих одарил теплом и светом. И продолжает одаривать сейчас.

М. Тихомиров (Козин).
Фото — архив театра.

Конечно, спектакль Дмитрия Касимова — очень личное режиссерское и человеческое высказывание. И это виртуозная актерская работа талантливого артиста Михаила Тихомирова, который, повторюсь, сыграл жизнь и судьбу опального Орфея.