«Из жизни ископаемых». Ф. Строппель.
Театр «Поиск» (Лесосибирск). Режиссер Людмила Исмайлова, художник Наталья Белова.
Краснодарский театр драмы. Режиссер Арсений Фогелев, художник Иван Малыгин.

Пьеса Фредерика Строппеля «Из жизни ископаемых» на первый взгляд кажется для любого театра отличным репертуарным выбором.

Во-первых, это комедия. Посмеяться есть над чем: переводчицы и адаптаторы Ольга Варшавер и Татьяна Тульчинская изобретательно передают смеховое содержание текста, пасуя разве что перед труднопереводимым — далеко не всякий русский зритель знает навскидку, что такое конфирмация, например.

Во-вторых, это набор скетчей — забавных и жутковатых диалогов, которые можно перемонтировать, решить одинаково или контрастно, сделать по-концертному ярко.

В-третьих, это отличный способ задействовать мощных «стариков» труппы, которым вечно не хватает ролей в актуальном репертуаре. Пьеса о забавных ситуациях под конец жизни — где можно так еще сыграть!

Сцена из спектакля «Из жизни ископаемых». Краснодарский театр драмы.
Фото — Юлия Маринина.

Но есть в этом тексте и свои опасные зоны, которые делают его далеко не таким удачным выбором.

Скетчи, объединенные как бы одной темой — существования в старости, — на самом деле довольно разнородны и по глубине проблематики, и по накалу интриги. Поэтому пьесу не назовешь самоигральной: здесь необходимо точное режиссерское решение, иначе есть риск превратить спектакль в парад номеров, более или менее зависящих от степени актерской самоотверженности.

Далее, пьеса все-таки американская, и некоторые реалии кажутся достаточно условными, переводят действие в рубрику «их нравы». Это касается, например, новеллы «Мефистофель», в которой поднимаются какие-то очень далекие от актуальной реальности проблемы: мошенник обирает богачей.

Глубинной темой пьесы, конечно, является старость и брезжащий конец жизни — этот аспект придает и самой смешной ситуации неотвратимый трагизм. Как работать с этой темой в постановке пьесы — самый сложный, пожалуй, вопрос.

И. Станевич (Джулия). Сцена из спектакля «Из жизни ископаемых». Краснодарский театр драмы.
Фото — Юлия Маринина.

Случилось так, что за месяц я посмотрела две постановки пьесы: на нижегородском фестивале «Комедiя-фест» — лесосибирского театра «Поиск»; в Краснодаре — премьерный спектакль Театра драмы. То, как по-разному подошли к пьесе два режиссера, Людмила Исмайлова и Арсений Фогелев, меня заинтересовало — а потом заставило писать этот текст.

Сначала — о своем. В труппе Краснодарского театра драмы — мощнейшее старшее поколение. В постановке «Из жизни ископаемых» вышли на сцену, не побоюсь этого слова, легенды: народный артист РСФСР Анатолий Горгуль, заслуженный артист РСФСР Станислав Гронский, заслуженная артистка России Ольга Светлова, заслуженная артистка России Инна Станевич и многие другие — почти вся программка «заслуженных». Старая школа дает со сцены практически мастер-класс: как звучать даже шепотом, как быть убедительным в предлагаемых обстоятельствах, как играть одним подъемом брови, мощной паузой.

И все же, все же! Становится ясно, как важно в этой пьесе собрать все воедино.

Первый фактор — визуальное решение. Художник спектакля Иван Малыгин создает на сцене ностальгическое пространство условного отеля или здравницы 1960-х годов: стеклянные блоки полупрозрачных стен, четкие конструктивистские линии мебели. Авансцена и полоток выложены модной когда-то пирамидальной пластиковой плиткой, расставлена зелень в кадках — а порой растения вьются и между отвалившимися плитками, потому что этот мир старых санаториев уже отжил свое. Так становится зримым ощущение уходящей натуры (и как же актерам неудобно ходить по этой плитке на авансцене!).

Второй фактор, уже режиссерский — объединяющий все новеллы персонаж. Подвижная, точная, молодая Ольга Вавилова играет мима: черный костюм и шляпа, выбеленное лицо, круглые очки. В программке она названа «Альфред» (демонический герой новеллы «Мефистофель»), но на деле — постоянно присутствующий дух сцены, античный хор в одном лице, помогающий этим героям, например, вспомнить прошлое — или хотя бы забытое слово. Решение о дополнительных персонажах как будто напрашивается в этой пьесе: старики, конечно, в той или иной мере бродят среди невидимых теней. Однако постоянное присутствие этого внесценического персонажа довольно быстро начинает раздражать, участие его часто формально, и есть ощущение противоречия существования этого героя с духом остальной постановки.

А. Горгуль (Пол), С. Гронский (Самуил). Сцена из спектакля «Из жизни ископаемых». Краснодарский театр драмы.
Фото — Юлия Маринина.

Итак, заданные обстоятельства: пространство ветшающей памяти и помощник-трикстер. На этом фоне и разворачиваются разнородные страсти, и тут обнаруживается неровность материала.

Есть новеллы откровенно блестящие. Так, например, Евгений Женихов и Тамара Родькина абсолютно точно, на восходящем градусе напряжения играют новеллу «Благословление» — когда вдова притащила нового жениха знакомиться с бывшим… на кладбище! Острохарактерные диалоги и отчаянная, но притом очень тонкая игра Тамары Родькиной выдают за этим гротеском сложную судьбу персонажа, за смешным — истинную боль и одиночество.

Маленьким шедевром становится и новелла «Фантомные боли», где Анатолий Горгуль и Станислав Гронский, уместившись на шаткой плитке в не очень удобных креслах, играют узнающих друг друга в старости нациста и еврея — палача и жертву. Страшная история, которая ставит вопрос даже не о старой вине, а о том, что делать с этим всем сегодня, когда бывшие враги сходятся за одним столом с пирожными…

Остальные новеллы спектакля, сыгранные так же ярко и с самоотдачей, в разном смысле все же уступают этим; в целом есть ощущение, что жанр «парад актерских работ» несколько мешает единству всего произведения.

В. Чариков (Пол), О. Ермолаев (Самуил). Сцена из спектакля «Из жизни ископаемых». Лесосибирский театр «Поиск».
Фото — Таня Тощевикова.

По другому пути пошла в Лесосибирске Людмила Исмайлова.

Довольно молодая труппа театра берет другую степень театральной условности. Они играют не на благородной органике возраста, а на основании других эстетических законов.

Режиссер взяла не все семь новелл, убрав «Мефистофеля». Она так же помещает действие в «общественное» пространство, но это уже не условный отель, а условный бар «Альбатрос»: стойка, столики, диванчик. И доска, где герои по мере появления записывают свои имена и возраст.

По краям сцена завешана длинными черными лоскутами занавесок, из-за которых звучит «музыка ветра» и появляются герои — порой неожиданно. А слева у задника стоит странная треугольная конструкция, уставленная чем-то вроде огромных флейт: то ли лес, то ли котельная.

Все артисты тут одеты во что-то бежевое, вроде униформы, и в телесные шапочки. Эта форма придает единство, снижает возрастные и гендерные отличия: это не столько герои, сколько души, которые, выходя из-за черного трепещущего занавеса, будут являться персонажам как призраки. Потому что у каждого здесь свои внесценичные покойники.

Сцена из спектакля «Из жизни ископаемых». Лесосибирский театр «Поиск».
Фото — Таня Тощевикова.

Чтобы стать героем истории, артист надевает элемент костюма (например, комичнейший огромный вязаный халат Вернона, которого играет Виктор Чариков). Вот что отличает здесь живых от неживых: социальный «костюм». А еще, конечно, способ существования. Режиссер задает клоунский, утрированный стиль: если мы трясем головой, то истово, если руками — то постоянно, если кричим и шепелявим — то на всю катушку. Гротеск, заложенный в тексте, многократно усиливается — чего только стоят все комические падения артистов!.. И эта трата актерской энергии начинает утомлять, она идет потоком, старость утрируется…

Чтобы когда актер зайдет на треугольную площадку — этот бермудский треугольник памяти, — он сбросил эту форму существования и заговорил обычным человеческим голосом. Как правило, это моменты кульминации. И переход от комикования к серьезности воспринимается очень остро, сильно. Так это происходит в диалоге между бывшим нацистом Полом (Виктор Чариков) и евреем Самуилом (Олег Ермолаев); так же — и в финальной новелле, где Джулия (Наталья Гамеза) вдруг понимает, что не только ее муж находится в маразме, но и она сама. Оказывается, забвение — это еще не катастрофа.

По этой схеме построена каждая новелла: утрированное существование, присутствие на сцене призраков, о которых говорят или вспоминают (и комичная реакция призраков на происходящее), выход на «нормальное» существование. При отмеченной избыточности актерской энергии, затрачиваемой на эту форму, спектакль кажется достаточно цельным и ко второму акту набирает энергию сложности, так что смотреть его становится увлекательно.

Н. Гамеза (Джулия). Сцена из спектакля «Из жизни ископаемых». Лесосибирский театр «Поиск».
Фото — Таня Тощевикова.

И главное, что новеллы связаны чем-то большим, чем темой: общим пространством существования, памяти, действия. И если ты, сняв костюм, перестаешь быть героем, но не уходишь окончательно со сцены жизни — значит, ты играешь о жизни вечной. Смешные и грустные, эти клоуны в итоге играют не «про них», а про каждого из нас.