«Улица Ванденбранден, 31».
Балет Лионской оперы (Лион, Франция) в рамках Международного фестиваля современного танца Dance Inversion — 2019.
Хореографы Габриэла Карризо и Франк Шартье (компания Peeping Tom, Бельгия).

На афише XX Международного фестиваля современного танца Dance Inversion спектакль «Улица Ванденбранден, 31» числится за труппой Лионской оперы. Там он и поставлен — вопрос только, кем. Габриэла Карризо и Франк Шартье работают в Бельгии. Оба когда-то работали у Алена Плателя в Les Ballets C de la B, позже создали собственную компанию Peeping Tom. Перечисленные факты уже, что называется, многое объясняют в эстетике «Улицы Ванденбранден» — спектакля, жанр и механизм работы которого можно обозначить как танц-театральный сюрреалистический триллер.

Бельгийские правила

То, что хореографы Карризо и Шартье обосновались именно в Бельгии, дает ключ как минимум к половине решений, важных для «Улицы». У этой страны нет однородной танцевальной школы — но есть признаки, по которым узнаются компании, близкие к «фламандской волне». В «Улице» они четко видны.

Заметных фламандцев, за исключением Анны Терезы де Кеерсмакер, можно описать как дискотечку с истязанием и шутками. Бельгийский танец часто стремится к соединению жанров, уходу от возможных дефиниций — то ли это движение, то ли драматический спектакль, то ли стендап с хореографией. Постановки собирают различные характеристики — но движение работает как ключевой элемент.

Сцена из спектакля.
Фото — В. Луповской.

Несмотря на внешнюю развязность, пластика фламандцев часто отсылает к экстремальным телесным практикам. Peeping Tom постоянно работает с японским танцем буто, влияние которого видно во многих постановках с бельгийской пропиской. Танцовщики, которые дергаются в конвульсиях, тело, будто искареженное атомным взрывом (полутрупная эстетика буто возникла как ответ на последствия Хиросимы), регулярно возникают у фламандцев — и в «Улице Ванденбранден» становятся важнейшим элементом.

Окна и свидетели

Сцена из спектакля.
Фото — В. Луповской.

Еще одна деталь, нужная для понимания «Улицы», — то, откуда взялось название компании Карризо и Шартье. Peeping Tom можно перевести как «подглядывающий Том», «свидетель». Так называют вуайеристов. Также это отсылка к одноименному фильму Майкла Пауэлла, психологическому триллеру 1960 года.

Карризо и Шартье отдают роль «подглядывающего» зрителю. Их спектакли выглядят как до дрожи подробное воспроизведение мест, которые наверняка где-то реально существуют. Роскошные комнаты в отелях или более скромные в частных домах; сцена, «заросшая» травой; домики-трейлеры где-то в снегах, где даже шторки вовремя шевелятся от порыва ветра, — и люди, такие же однозначно узнаваемые и «реальные». А в «Улице» едва ли не половину действия зритель видит через оконное стекло — так эффект «подглядывания», отчасти насильного присутствия при чужой жизни усиливается.

От одноименного фильма спектаклям Карризо и Шартье досталась временная привязка — оформление в ретро-стиле, не нарочито реконструкторское, а фантазийное. То ли действие происходит в прошлом, то ли это фанаты эпохи, — неважно. Небольшие детали вроде смешных пушистых шапок на женщинах, шелковых пеньюаров и платьев, нарочито яркого макияжа придают спектаклям кинематографическую стильность, усиливают эффект пластического рисунка.

Танцевальный триллер

Хотя бы приблизительное знакомство с киношным «Томом» помогает расшифровать «Тома» сценического. Фильм 1960 года проходит в немного наивной, но крепко собранной атмосфере гнетущего ожидания. «Улица» идет даже дальше. Начиная с обычных «зарисовок из жизни», постановщики медленно выстраивают мир, в котором страхи, сны и невротические образы так же осязаемы, как обыденные события.

Внешний сюжет «Улицы» обманчиво прост: будни забубенного поселения, затерянного где-то в снегах. Планшет заметен белыми хлопьями, из них торчат две времянки вроде дачных сарайчиков, зябкие, явно не рассчитанные на северный климат. В них обитают те самые обычные люди — страстные и токсичные любовники, молодая недопарочка (удовольствия случились, от ответственности юноша бегает) в ожидании ребенка, скучающие парни. Ссорятся, пытаются понравиться, разбегаются и сходятся — бесконечная череда обаятельных и необязательных зарисовок в духе «едят, пьют, любят».

Танец проникает в этот мир, как партизан — и отражает чувства, переживания, все, что скрывается за фасадом. Зритель наблюдает не только за бытом, но и за тем, что творится в головах персонажей.

Сначала конструкция проста: обыденное поведение спрягается с пластической вставкой. Человек выходит за дверь — и его буквально выкручивает. Руки резко забрасываются за спину под маломыслимым углом, ноги искривляются, становятся похожими на ветви больного дерева, спина дугой выгибается назад, а макушка достает почти до пола. Хореографы пользуются приемом монтажа: «обыденность» и бытовые жесты буквально щелчком меняются на дергания, в которых опытный глаз опознает отсылку к буто.

Сцена из спектакля.
Фото — В. Луповской.

Чем дольше идет «Улица», тем больше размывается граница между «агрегатными состояниями» героев. Например, Карризо и Шартье много времени уделяют внешне любящей, но измучившей друг друга паре любовников: сажают их заниматься чем-то неприметным — сторожить, скучать у окна — и выпускают «двойников», танец которых больше напоминает отчаянную борьбу с попытками членовредительства и заканчивается попыткой героя из плоти пристрелить свои видения; заставляют женщину «увидеть» в окне сцену измены и изнывать на морозе; вплетают в танец-примирение впечатляющую воздушную поддержку, где единственной видимой опорой танцовщицы становятся сомкнутые на ее горле руки партнера.

Вопрос, в качестве чего может возникать движение в сюжетной истории, да еще и внешне реалистической, периодически решается в мировой хореографии. Карризо и Шартье дают на него стандартный, но красиво обыгранный ответ. Они, пользуясь приемами, заимствованными из кино, нагнетая напряжение, сопоставляя эпизоды из жизни и из воображения, делают танец признаком сильных эмоций. Экстремальные, ненатуральные движения, которые выкручивают и проверяют на прочность, получили в «Улице» внятную параллель — движения души. Это объясняет и выбор хореографической «основы». Название стиля буто так и переводится: «танец темноты».