Спектакли Е. Ибрагимова и А. Иванова на I Межрегиональном фестивале театров кукол «Туллук» в Нерюнгри (Якутия)

«Театр актера и куклы» появился в Нерюнгри через десять лет после основания самого города, выросшего на сопках промышленного центра Южной Якутии. Когда-то, в 1975-м, сюда, на всесоюзную комсомольскую стройку, съехалась многонациональная молодежь, сформировав поистине мультикультурную городскую среду. Сегодня здесь по-прежнему добывают уголь и золото, а театр этой весной собрал первый на нерюнгринской земле Межрегиональный фестиваль театров кукол «Туллук», отпраздновав таким образом свое тридцатилетие.

И петербургская, и московская публика уже имели не один случай познакомиться с Театром актера и куклы Республики Саха (Якутия), активно участвующим в различных фестивалях и конкурсах. Так, в 1994-м спектакли из Нерюнгри посетили «Невского Пьеро», а в 2005-м и 2009-м — «Золотую Маску». В обоих случаях это были режиссерские работы нынешнего директора театра Петра Скрябина (кстати, именно он поставил в Нюрбинском передвижном драматическом театре «Историю одной матери», которую показали в программе «Арлекина» 2008 года).

Но вернемся к фестивалю «Туллук». Семантика экзотического названия поэтична и вполне проста: так якуты называют маленькую белогрудую птичку, чье появление в здешних краях возвещает о начале весны. У одноименного первого кукольного фестиваля также имелось весьма любопытное для обитателя столичных залов послание, но о нем — после рутинно-регламентной информации.

Собирая первый в своей практике кукольный форум, организаторы в любой точке географического пространства неизбежно идут на риск. Тем более — здесь, посреди тайги, в свете необъятности зауральских просторов и транспортных тарифов. И даже с учетом того, что сюда уже не «только самолетом можно долететь» (от Москвы — шесть с половиной часов полета), но и доехать по железной дороге (как, например, казанский театр кукол «Экият», который таким образом добирался пять суток). В общем, рационально вполне обоснованной выглядела фестивальная афиша, предлагавшая вниманию зрителя исключительно репертуарных «рабочих лошадок»: спектакли в адресном диапазоне от дошколят до пятиклашек, с «кассовыми» сюжетами и в разнообразных вариациях вполне традиционного постановочного стиля. При этом театр кукол из г. Находка порадовал на редкость тщательным мастерством обращения с тростевой куклой на ширме и палитрой выразительных актерских голосов на фонограмме («Театр розового слона», режиссер З. Красникова, художник Н. Веретеньчева). Уже упомянутый казанский «Экият» продемонстрировал спектакль «Цветик-семицветик» (режиссер Л. Дьяченко) традиционно крупной формы: с большими куклами (несомненно выделялась и особенно запомнилась легко парящая на тростях добрая фея в семицветном платье), яркими костюмами, слаженным актерским ансамблем и другими слагаемыми праздничной атмосферы (ее в этом театре любят и умеют создавать). Приморский краевой театр кукол из Владивостока смело заявил в афише мюзикл по мотивам сказки Ш. Перро «Красная Шапочка» (режиссер В. Бусаренко) — но увидели мы, к сожалению, не очень внятную попытку совместить осовремененный сюжет с интерактивно-образовательными мотивами (увы, не слишком благодатная почва для проявления лучших качеств актерского ансамбля). О том же можно посетовать и в связи со спектаклем «Дюймовочка» (в столь любимых постановщиками андерсеновских сюжетов барочно-будуарных ширмах), для которого известную пьесу Н. Шувалова сократили до одноактовки — и в результате потеряли чуть ли не все драматургические связи, на которых держится романтически трепетный дуэт Иведи-Аведе и Клумпе-Думпе. «Сашенька и Медведь» (режиссер В. Ефимов) театра кукол «Тирлямы» из Братска — и вовсе интерактивное представление для двух артистов-аниматоров, вполне стильно оформленное лоскутными ширмочками на небольшом столе, добросовестно и задорно исполненное (только вот театральная сцена — не слишком подходящая площадка для этого жанра, более уместного на открытом воздухе или в каком-нибудь досуговом центре). В итоге нельзя не признать: осваивая новую фестивальную площадку, на риск никто из гостей не пошел.

Поэтому, за отсутствием соперников в номинации «Кукольный спектакль для взрослых», гостеприимным тактичным хозяевам пришлось показать вне конкурса два своих спектакля для явно не малышовой публики.

Оба они премьерные. В частности — «Игра сновидений», которую поставил с нерюнгринской труппой известнейший Евгений Ибрагимов. По сути — пластическое эссе (с элементами театра объектов) на космогонические мотивы. Здесь нет ни вербального текста, ни линейной фабулы. Зато есть изысканный подбор электронной музыки, есть седовласый демиург, вращающий галактики и планеты, есть архетипические образы Вечной женственности и Мирового древа, есть конфликт мифологического и техногенного, индивидуального и массового и т. д. Визуальный сюжет выстроен ясно и не грешит «многословием» (спектакль идет примерно полтора часа). Бесспорно, постановка являет собой факт очень продуктивной репертуарной политики — общеизвестно, что для труппы совершенно необходим опыт работы в разнообразных стилистических условиях, с различными по методике режиссерами. Актеры нерюнгринского театра вполне успешно справились и с пластическим рисунком, и со способом существования на сцене в качестве скорее знака, чем характера. А спектакль, не будучи для режиссера творческой вершиной недосягаемого уровня, в то же время может быть признан достойной работой с любопытным художественным результатом.

И, наконец, полноправным открытием фестиваля стали спектакли «Пашка» и «Верный друг Кустук» вместе с их постановщиком. Александр Иванов закончил Арктический государственный институт искусства и культуры (Якутск), получил диплом актера драматического театра и кино (мастер курса — заслуженный артист России Э. С. Купшис), уже в учебном процессе пробуя себя в режиссуре. Сегодня в его багаже шесть постановок, в том числе молодежный полнометражный фильм «В поисках радости» и спектакль «Соготох» («Одинокий»), получивший специальный приз жюри республиканского фестиваля «Желанный берег» (2013).

«Пашка». Сцена из спектакля.
Фото — фестиваля.

В «Пашке» А. Иванов адаптировал короткометражный киносценарий, написанный якутским автором Анной Пшенниковой. История почти «док» — о том, как усыновили «особенного» малыша, а потом решили вернуть обратно… И только настоящее чудо предотвратило трагедию. Ситуация коварная: с одной стороны — актуальная тема, с другой — опасность не справиться с жестко-реалистической конструкцией, которая на сцене (тем более — на кукольной) легко может дать малохудожественный результат (ибо остросоциальная проблематика не отменяет необходимости в действенном режиссерском решении). Молодой режиссер успешно справился с материалом, сделав из вербально бытового сюжета — визуально почти метафорический.

На сцене перед нами предстают один актер и две куклы. Один Пашка-кукла — практически не играющая деревянная фигурка с суставами на шарнирах, второй — внешне точный дубль, но по конструкции марионетка. Первый — почти неживая оболочка, не способная откликнуться на человеческое тепло (после первого же контакта, обескуражившего приемного отца, сначала такого окрыленного, этот Пашка практически все остальное время сидит на высоком стульчике в правом углу сцены). Второй — чуткая душа, ум и талант (в киносценарии музыкальная одаренность становится тем чудом, с помощью которого душа мальчика смогла проявиться вовне — в спектакле это решено иначе). Николай Пономарев играет приемного отца и в открытую водит кукольного Пашку: худенького, с печальными светлыми глазами, одетого в аккуратные синие брючки, клетчатую рубашечку и жилетку (этакий хрестоматийный «озерный мальчик», чуждый рутинному миру, в который куда как проще вписаться мальчишке без «особенностей»).

Контраст поэтического эмоционального мира «особого ребенка» и угловатой, неуютной реальности, в которую ему так трудно вырваться, решен средствами лаконичной сценографии (художник О. Адамова). Кубики-конусы-пирамидки — белые, бесцветные, однообразные — расставлены по авансцене и свисают на лесках. На пару шагов в глубину — невысокая (чуть выше Пашки-марионетки) панель из матового пластика. За ней, в мягких цветных пятнах света (художник по свету Д. Гордеева), клубится и завивается струйками сценический дым (мечты? фантазии? музыкальные образы? сны?), иногда панель становится экраном для цветной видеопроекции (вопреки мнению взрослых, Пашка вполне чутко воспринимает происходящее вокруг, каждое слово приемных родителей, по-матерински терпеливую нежность старшей сводной сестры, звуки, краски, слова). Порой панель раздвигается посередине — и мальчик-марионетка появляется на авансцене, выходит из своего внутреннего мира, чтобы молчаливо предпринять попытку диалога. Почему папа водит Пашку? Это, вроде бы, не вызывает вопросов, но и вполне понятным становится не сразу. Только когда «закольцовывается» сюжет, в котором мальчик все же произносит первое в своей жизни слово — уже на пороге, за которым его ждет машина, готовая навсегда увезти из дома семейного в дом казенный… Тут проясняется: это очень мужская история о том, как поначалу искренне готовый полюбить малыша приемный отец затем долго не может простить Пашке его «бесчувственность». В каком-то смысле он и сам — такой же «пашка». Не способный ни пережить, ни высказать собственную боль от разбитой мечты, но в глубине души все-таки сохранивший надежду на чудо (иначе, вероятно, его и не произошло бы). Кажущаяся мелодраматичность финала, таким образом, оказывается глубоко достоверной и символически, и психологически. В целом атмосфера спектакля безусловно поэтична, и нельзя не отметить ее музыкальный компонент — изысканную электронную импровизацию А. Никулина «вживую» (что и для столичных театров не всегда доступная роскошь).

«Верный друг Кустук». Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Еще один спектакль в постановке А. Иванова — «Верный друг Кустук» (он адресован зрителям 10+ и поэтому прошел в конкурсную программу) также поставлен не по драматургическому материалу, для него была сделана инсценировка повести культового якутского прозаика Николая Лугинова. История об охотничьей лайке по имени Кустук, проигранной в карты и поэтому оказавшейся страшно далеко от любимой тайги, но в сердце хранящей глубокую преданность нерадивому хозяину, безусловно — из ряда «Белого Бима…» и вызывает слезы на глазах у зрителей любого поколения. Впрочем, те, кто постарше, здесь увидят и вполне романтическую линию: однажды оборвав привязь, свободолюбивый сильный пес пробежит много дней по тундре, охотясь на дичь, сразится с матерым волком и победит его, а умрет от полученных ран, только завидев вдали таежные деревья. Этакий собачий Мцыри, превыше собственной жизни ценивший дружбу и свободу.

«Кустук» — спектакль большой формы. Минималистская «арктическая» декорация (белая ширма, белые кулисы, белый задник) обеспечивает два плана действия: на авансцене происходит то, что видит пес в своих воспоминаниях о счастливой охотничьей жизни с первым хозяином; наверху, на помосте — жизнь в тундре, бег в упряжке, жестокость нового хозяина, побег, битва с волком и смерть. Ширма порой становится экраном для театра теней, задник — экраном для видеопроекции.

В живом плане на сцене три актера (в ролях хозяев Кустука). Заглавный герой в воспоминаниях появляется как планшетная кукла, которую водят на авансцене открытым приемом. На ширме же обитают тростевые куклы, реалистично сделанные собаки-лайки: серая, бурая, пятнистая… Поначалу их жизнеподобие несколько смущало, напоминая о витринах зоологического или краеведческого музея. Но по ходу действия исполнителям (Кустука водят К. Никифорова, Е. Куприянова, П. Федоровский, его товарищей по упряжке — Р. Белоконь, Э. Монаенкова, М. Давиденко, И. Кичигина, М. Макаренко, Н. Бондаренко) удалось преодолеть «муляжную» фактуру персонажей и позволить зрителю сопереживать им. Не последнюю роль в этом сыграли световая партитура (совершенно живым смотрелся тоскливо воющий пес, почти силуэт в ультрамариново-синей от лунного света тундре) и музыкальное оформление спектакля (осмысленный, ритмически логичный подбор). При оправданной доле драматургического и постановочного «наива» в спектакле присутствуют и четкая действенная конструкция, и ряд запоминающихся визуальных образов (например, бегущая упряжка на фоне проплывающего по заднику однообразного ландшафта заснеженной тундры).

В результате нерюнгринский Театр актера и куклы выступил несомненным лидером фестивальной программы, равно как и призовой таблицы. А. Иванов был признан лучшим режиссером, а также получил специальный приз жюри за внеконкурсный спектакль «Пашка». За лучший актерский ансамбль наградили театр «Экият» (Казань), лучшей актрисой была названа Елена Сафронова (Забайкальский государственный театр кукол «Тридевятое царство», г. Чита), лучшим актером — Алексей Белов (Приморский краевой театр кукол, г. Владивосток), как лучшее музыкальное оформление отметили работу А. Никулина в спектакле «Кустук».

И еще одно, не последнее среди фестивальных впечатлений: культура нерюнгринского зрителя. Большой зал (около 200 мест) исправно заполнялся в течение шести дней публикой самой разнообразной. Побывали здесь и бабушка с внучком, и семейная пара с детьми, и студенческая компания, и не один школьный класс. С искренним любопытством воспринимая и живо реагируя на спектакль, зритель неизменно тактично удерживался в рамках неписаного этикета, не создавая помех ни соседям по залу, ни артистам, ни организаторам.

Не удержаться от резюме: такую публику не грех пожелать любому из столичных фестивалей. А если уж где и искать «театральную провинцию», то, безусловно, не в российской глубинке, а в головах.