«Цветы для Элджернона». Е. Иоос по роману Д. Киза.
Белорусский государственный молодежный театр.
Режиссер Егор Равинский, художник Мария Бутусова.

Каково быть человеком, IQ которого не превышает 70? Наверное, намного легче, чем иметь высокий интеллект: ты не видишь всей правды, способной тебя ранить. На подобные мысли провоцирует постановка «Цветы для Элджернона» Егора Равинского, замысел которой родился еще в 2024 году в рамках режиссерской лаборатории Центра поддержки русского театра за рубежом СТД РФ. Спустя год эскиз превратился в трехактный спектакль Белорусского государственного молодежного театра.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Пространство сцены превращено в школу для слабоумных, которая по совместительству является научной лабораторией, изучающей людей с особенностями развития. Там занимается Чарли Гордон — умственно отсталый парень, вопреки всему стремящийся думать и развиваться. Все считают его безнадежным, но учительница, мисс Киниан, уверена: Чарли достоин получить шанс на полноценную жизнь. Здесь и начинают разворачиваться события, которые в дальнейшем повлияют на жизнь героя и тех немногих людей, которые его любят.

На поворотном круге, с помощью которого меняется место действия, умещается вся жизнь Чарли — у него есть лишь школа и пекарня, где он работает уборщиком. Врожденная особенность парня не позволяет ему выйти за пределы замкнутого круга под названием «учеба — работа». В дальнейшем же кольцо размыкается, и помимо уже привычных локаций появляются новые — ночной клуб, конференц-зал, кинотеатр, родительский дом, больница для душевнобольных. Вместе с этим на сцене все меньше декораций и реквизита, словно сама жизнь, став более многогранной, теряет свое равзнообразие — в ней лишь пустота, ведущая к хаосу и разрухе. В финале спектакля на сцене оказываются только перекошенная подвесная лампа и маленькая могила, принадлежащая мышонку Элджернону, которого главный герой считал своим лучшим другом.

Своеобразными проводниками к идейно-исследовательской почве спектакля стали образы Фрэнка и Джо — работников пекарни, роли которых исполнили Андрей Гладкий и Денис Моисейчик. Парни с упоением и без зазрения совести насмехаются над героем. Их наставник Джимпи (Александр Шаров) просит ребят оставить парня в покое. Кажется, он единственный понимает: Чарли сложно, он не похож на других людей, это стоит понимать и проявлять к нему уважение. Однако в дальнейшем, когда Фрэнк и Джо от открытых насмешек резко начинают ему помогать, даже надеются, что парень не до конца безнадежен, старик неоднократно подчеркнет: Гордон недееспособный, он ничего не может. Резкое изменение поведения работников булочной и скрытое пренебрежение со стороны главного пекаря заставляют задуматься: какое оно — гуманное, уважительное поведение по отношению к человеку, заметно отличающемуся от других? Где грань между лицемерием и истинной помощью, заботой?

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Тему обличения реальных умыслов человека во многом раскрывает и поведение ученых, благодаря которым Чарли станет главным участником серьезного эксперимента: врачи добры по отношению к слабоумному, но достоин ли он того, чтобы стать не просто умным, а еще и частью важнейшего научного проекта? Кажется, если бы не мисс Киниан в исполнении трогательной Дарьи Измайловой, то у Чарли никогда бы не появилось возможности размышлять, анализировать. Добрая учительница искренне любит героя, верит в него и знает, что он — личность. Для других же он сначала просто слабоумный, затем «более перспективный слабоумный», а уже после судьбоносной операции становится «научным открытием» — он кто угодно, но не человек.

Для спектакля Егора Равинского характерен слаженный актерский ансамбль и психологическое погружение. Возникает редкое, возможно наивное, но невероятно важное чувство: на сцене видишь уже не актеров, а героев. С каждым действием это ощущение перерастает в убеждение благодаря психологически точной игре Анатолия Лагутенкова, создавшего образ Чарли Гордона. Сначала он — умственно отсталый парень, местами непослушный, но в то же время желающий изучать мир. После операции, которая делает из него другого человека, он способен быстро-быстро учиться, постигать все прелести этого мира, по-настоящему анализируя их. Но вместе с радостной возможностью быть человеком разумным, Чарли сталкивается с тем, что люди могут быть злыми, алчными, неприятными, эгоистичными. Он не сразу принимает это, но по мере осознания этой мысли, его взгляд меняется, а в глазах читаются грусть, сомнения, обида на людей. В результате все эти чувства превратятся в мощное презрение по отношению ко всем живущим в этом мире. В какой-то момент даже Алиса Киниан, с которой у героя завязались отношения, перестает вдохновлять его. Жизнь Чарли, который успел стать перспективным ученым, постепенно превращается в ад — Анатолий Лагутенков резко переключается с образа умной, осознанной личности к роли слабоумного, еле говорящего индивида.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

За время спектакля герой проживает полноценную жизнь, где каждое событие — ключ к следующему шагу в его развитии. Тем не менее, зыбкость режиссуры не позволяет создать в спектакле пространство какой-то основной идеи. Егор Равинский использует крючки, за которые в дальнейшем сам не цепляется. Например, доктора в исполнении Дмитрия Бойко, Евгения Ивковича и Сергея Марговича тут не циничные ученые, видящие в человеке лишь «подопытную мышь», однако они и не полностью положительные персонажи, искренне переживающие за Гордона. В какой-то момент все сцены, где они присутствуют, наполняются недосказанностью, словно намекая — врачи что-то скрывают; и не просто так Алиса Киниан плачет, обнимая Чарли, она словно испытывает вину за свой вклад в эксперимент. В дальнейшем эти намеки так и не раскроются, не будут согласованы с событиями спектакля, его темами: когда становится ясно, что гениальный Чарли может регрессировать до состояния овоща, ученые выражают искреннее непонимание, удивление, а затем разочарование и злобу из-за изменений молодого человека, превративших его в «эгоистичного высокомерного сукина сына».

Многочисленным интересным, многоплановым приемам и решениям не достает выразительности, ясности и четкости. Сам Гордон неоднократно скажет о том, что люди используют его, видят в нем лишь игрушку, однако событий, ведущих к таким «громким» выводам, оказывается недостаточно, и режиссеру не удается вывести их звучание на уровень обличения. В связи с этим еще более нелогичными являются и резкие, не нашедшие оправдания в спектакле переходы от обостренного межличностного конфликта к взаимопониманию.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Режиссер концентрируется на теме потребительского отношения к человеку, нездорового взгляда на людей с особенностями, негуманности научных экспериментов над живыми существами. Предпринимается попытка размышления о жизни душевнобольных. Егор Равинский создает внушительную почву для размышлений о зацикленности человека на собственной паранойе и страхе быть использованным, что в результате рушит не одну жизнь. Не последними тут видятся линии взаимоотношений Чарли с бросившими его родителями и с Алисой Киниан. Звучат также и библейские мотивы: после операции Чарли видит загадочную медсестру Хилду (в исполнении Александра Шарова), которая предупреждает его о том, что он должен быть осторожен с запретным плодом. Однако все эти темы, звучавшие и в самом литературном материале — пьесе Елены Иоос по книге Дэниела Киза, — не складываются в единое целое. Множество вопросов, конфликтов и проблем, которые по сюжету действительно взаимообусловлены, режиссер не подводит к одной идее. За большим количеством «социально ориентированного внешнего», звучавшего в основном только лишь через реплики главного героя и иллюстрацию сюжета, не хватает четкой, минималистичной и щемящей глубины.

Невзирая на не выведенную на уровень замысла тематическую перегруженность, для спектакля характерен удивительный парадокс. При значительной шероховатости и «хрупкости» режиссуры, постановка не манипулирует чувствами зрителя и не спекулирует на них, что время от времени встречается в театральных проектах о трагической судьбе людей, не сумевших смириться с издержками реальности. «Цветы для Элджернона» Белорусского государственного молодежного театра «провоцируют» на размышления. Причем осмыслять хочется не сам способ воплощения истории, его оправданность и актерскую игру, как это часто бывает. Во время просмотра спектакля приходят в голову размышления о жизни и человеке. Каждая возникшая тема, даже при ее возможной недоработанности и несогласованности с режиссерским замыслом, вызывает желание искать разнообразные пути для взаимодействия с обществом.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

В потоке спектаклей иногда перестаешь чувствовать. По-настоящему художественные сценические работы становятся для тебя таковыми не из-за силы их воздействия на эмоциональное состояние, а благодаря характерной для них художественной целостности, взаимообусловленности формы и содержания, режиссерской и актерской слаженности, ведущих к определенным мыслям. И удивительно сталкиваться с осознанием: не до конца ровная постановка способна вдруг пробудить в тебе столько человечности, сколько не всегда могут вызвать идеальные со всех точек зрения проекты…