«Простаковы». А. Казюханов (по мотивам «Недоросля» Д. Фонвизина).
Театр драмы Кузбасса им. А. В. Луначарского (Кемерово).
Режиссер Дмитрий Мульков, художник Игорь Каневский.

Драматический театр Кузбасса провел первую режиссерскую лабораторию по созданию дипломных спектаклей студентами режиссерского факультета РГИСИ. Этот шаг главного режиссера кемеровского театра Антона Безъязыкова (тоже когда-то выпускника института на Моховой) можно считать и благородным, и прагматичным: в выигрыше как будто остаются все. Вопрос в том, насколько финальные спектакли, которыми режиссеры получают возможность защитить дипломы, являются результатом компромисса с репертуарной системой, не очень гибкой к эксперименту.

Сцена из спектакля.
Фото — Александр Мохаммад.

С другой стороны, вопрос вопросов — все более болезненный в рамках цензурных ограничений — насколько молодые режиссеры сами склонны к риску, насколько смелы в своем исследовании реальности. Так или иначе, репертуар театра пополнился тремя спектаклями выпускников-2023: Мария Скачкова (курс Льва Эренбурга) поставила мольеровского «Лекаря поневоле», Елена Левина (курс Григория Козлова) — «Санта Крус» Макса Фриша, Дмитрий Мульков (курс Анатолия Праудина) обратился к «Недорослю» Фонвизина. Выбор материала был обеспечен темой — «высокая комедия», но реальность внесла свои коррективы, и лирический драматизм Фриша сменил площадной комизм Шекспира, которого Елена Левина репетировала изначально (говорят, было действительно смешно). Однако самой любопытной и, пожалуй, в наибольшей степени отвечающей принципу лабораторности стала версия «Недоросля» под названием «Простаковы».

От оригинального текста Фонвизина в спектакле Мулькова осталась буквально пара строк: сакраментальное «не хочу учиться, а хочу жениться» и «злонравия достойные плоды» — собственно, те, которые все знают и не перечитывая этот манифест русского Просвещения. От сюжета, в общем, тоже — почти ничего: «Простаковы» — это современная история знакомства невесты Митрофанушки Софии с будущей семьей, парабола об инфантилизме и доминировании. Во время этих «гостин» — а молодые неизменно порываются сказать, что «пришли не просто так», но их настойчиво перебивают — вульгарная, но не лишенная своеобразного обаяния агрессия Простаковой сталкивается с пассивной агрессией Софии и… терпит поражение. Тихая абьюзивность Софии постепенно станет все более явной — а финал спектакля не оставит сомнений в вечном возвращении одной и той же ситуации. На экране в качестве ближайшего будущего прокрутятся сцены, очень напоминающие паттерны семьи Простаковых: сильная мать с гиперзаботой и пассивный отец. Только с Софией и Митрофанушкой в главных ролях.

Л. Цуканова (Простакова Ксения Еремеевна).
Фото — Александр Мохаммад.

Начинающий драматург (актер, выпускник мастерской А. М. Зеланда) Артем Казюханов переписал классика вместе с режиссером. Здесь есть настоящие лингвистические открытия: Простакова переругивается со свекровью Ксенией Еремеевной преимущественно словами «Щука!» и «Стерлядь!», а иногда не чуждая французскому языку Еремеевна (остроумная работа Лидии Цукановой) патетично восклицает в адрес невестки «Бэстия!». Впрочем, очевидно, что текст рождался совместно с актерами еще в процессе первых проб, нарабатывался их наблюдениями за возможными прототипами. Что-то возникает и как сиюминутный импульс, ведь это спектакль раблезианской, в сущности, природы, где есть два типа действия — говорение и поедание, то есть извержение и поглощение, причем в масштабах, контролировать которые трудно.

Режиссерская интерпретация была отчасти вдохновлена мукбангерами — блогерами, чьи видеоролики состоят из болтовни во время еды: то есть это буквально люди, которые едят на камеру, попутно изливая свою душу. Так родился центральный образ спектакля — великолепная в безбрежности своих проявлений Простакова — Наталья Амзинская. «Я должна быть королевишной. Сына едет — у мамы праздник!» — скажет она, нанося выразительный макияж, и это станет завязкой действия: началом конца. Действительно, Простакова королевой восседает в центре красного дивана, который вместе с огромным столом составляет доминанту сценического пространства. Обстановка квартиры визуально напоминает яркие пластиковые пакеты с напечатанными на них глянцевыми натюрмортами, воплощавшие в 90-е представления о недостижимом изобилии. В тонкой сценографии Игоря Каневского все узнаваемо и всего с избытком — виниловые обои с люрексовым рисунком в популярном стиле «дорого-богато», натюрморт на стене слева (Снейдерс?), красный лобстер с которого явно рифмуется с пресловутым красным диваном, настоящая плита, а главное, банки с консервированными огурцами и красными же (обращу внимание) помидорами, рейдерски захватившие и подоконники, и книжные полки.

Сцена из спектакля.
Фото — Александр Мохаммад.

Затюканный муж Терентий Ильич, робкий сын Митрофанушка, наполненная презрением невестка София (одним из комических рефренов станет ее уточнение «София, не Софья!» и, разумеется, игнорирование этого нюанса Простаковой), почти обездвиженная инсультом, но с огоньком протеста внутри свекровь Ксения Еремеевна — все они телесно будут проявлять себя в этой квартире по-разному. У каждого, при общей принципиальной статике композиции — люди готовят, едят и разговаривают, — будет своя ось движения. Пусть только вокруг дивана или от стола к уборной, как у Митрофанушки и его невесты, или от плиты к столу, как у Терентия Ильича, или вокруг себя, как у маломобильной Еремеевны (есть замечательная сцена, почти лацци, в которой эта пожилая, не утратившая своей стати дама поддевает палкой упавшие под стол пирожные-макаруны). И только королевишна не двинется со своего места на диване вплоть до самого финала. На это обращаешь внимание сразу — Простакова командует мужем в категоричной, но смягченной комизмом манере. Простаков печет блины, а потом дует супруге в рот, когда блин оказывается слишком горячим, приносит искусственные ресницы, а потом дует на глаз после их приклеивания, а еще у него в фартуке есть терапевтическая сушеная вобла, которую он — как соску младенцу — дает погрызть супруге, когда ее нервы очередной раз не выдерживают.

Остро придуманный и с перехлестом воплощенный образ хабалки Простаковой смикширован артистизмом, с которым она произносит фразочки вроде «любим и ляпать, и хряпать», «я что вам — доедалка?!», «вы че меня бесите все?», и покоряющей отвязностью действий: предлагая огурец Софии, она предварительно его облизывает, а кружок теста для пельменей соизмеряет с размером собственного рта — настоящая продуктовая вакханалия. Но главным образом экстравагантность Простаковой оттенена реакцией ее мужа: королеву играет свита. Молчаливый и покорный Простаков в исполнении Александра Емельянова напоминает интеллигентных героев комедий Эльдара Рязанова и получает право голоса лишь однажды — когда внезапно произносит сбивчивый и страстный монолог о рыбалке (недаром окна украшены огромными бусами сушеных рыбин). Но он не только жертва деспотизма: это пылкий влюбленный, что в молчаливом восхищении наблюдает за эскападами своей королевишны.

В. Егорова (София Милонова).
Фото — Александр Мохаммад.

Пожалуй, именно здесь кроется некое драматургическое противоречие спектакля или просто непроявленность одного из мотивов. Простаковой до всего есть дела, она человек-совет, что вполне маркирует поколение деятельных российских женщин 60+ (Простакова моложе, но важен психотип), переживших перестроечный дефицит и безденежье девяностых — такие эмоциональные перегрузки и трудовые подвиги не проходят бесследно. Между прочим, Простакова замечает, что Митрофанушка учится на ее деньги, но в момент накала их отношений София бросает будущей свекрови: «Вы бы пошли поработали». Но не заполняет ли Простакова собой все пространство именно потому, что всю жизнь тащила на себе семью? Как будто бы логика спектакля говорит именно об этом.

Вначале Простакова везла на себе мужа и сына, и гиперопека — оборотная сторона ее ответственности, а теперь владелица маленького бизнеса София (Виктория Егорова), что долгое время сидит за столом, неприятно поджав губы и не отпуская с коленей сумочку, по той же схеме волочит на себе улыбающегося плюшевого мишку — Митрофанушку (убедительная работа Андрея Куликова). Обаятельный в своей бесхребетности, бесконечно смущенный — «мне стыдно и там, и тут» — Митрофанушка нуждается в заботе невесты ничуть не меньше, чем всю жизнь нуждался в маминой, и принимает ее как должное — то животик заболит, то еще что-нибудь случится. «Я созрел… где-то… в чем-то… чуть-чуть!» — мямлит Митрофанушка, переминаясь с ноги на ногу и теребя в руках очки под оглушительный хохот зала. Это его бунт, который приводит маму в отчаяние настолько, что она буквально воет от обиды, а потом, надев на себя меховую белую шапку с заячьими ушками — детский фетиш ее сына, покидает свой королевский диван и печально бредет к выходу.

Сцена из спектакля.
Фото — Александр Мохаммад.

Команда спектакля сумела проявить абсурдное в обыденном, сконцентрированное жизнеподобие становится фантасмагорией. Тут буквально Фонвизин споткнулся об Гоголя и стал Хармсом, а потом и еще кем-то, возможно, Эдвардом Олби. В Простаковой немало от Марты из «Кто боится Вирджинии Вулф?». В финале, как мы помним, Марта больше не агрессор, она жертва, которая тихо произносит: «Я боюсь». Здесь на опустевшей сцене остается униженная, буквально уничтоженная мать, и это вообще-то сильный финал, заставляющий вспомнить героинь Нонны Мордюковой (в «Родне» в первую очередь) и Анны Маньяни. Он звучал бы еще пронзительнее, если бы скандалы не были бы «проданы» слишком рано и слишком настойчиво: пока что их многовато на единицу времени — иногда хочется, чтобы откровенных столкновений Простаковой и с будущей невесткой, и со свекровью было чуть меньше.

Впрочем, у постановки Дмитрия Мулькова есть еще один финал, как ни странно, не кажущийся лишним. С приходом за стол Ксении Еремеевны в гостиной будто обосновывается еще один персонаж — елейным голосом вещающий с телеэкрана о семейных ценностях Стародум (обладатель неподражаемого бархатного голоса Олег Кухарев). Большую часть сценического действия контрапунктом брани и обидам в «живом плане» звучит его телевизионная мантра о всепрощении. В финале ведущий «Стародум ТВ» материализуется на темной и пустой сцене, включит фрагмент записи «Недоросля» в исполнении Малого театра, потом фрагмент будущего героев «Простаковых» и в режиме реального времени — поистине роль-«камео» — скажет, сколько осталось до конца спектакля… Кухарев рассказывает притчу о мудреце и его ученике, который оказывается побит палкой, ибо опыт можно получить только в реальности.

Ну что же, вскрытая молодым режиссером реальность семейной жизни с неистребимой связкой «инфантилизм-доминирование» поистине сопоставима с палочными ударами. К счастью, мы можем ей не только ужасаться, но и над ней смеяться, ведь современники смеялись на показах «Недоросля», правда?