«Однажды в кабаре».
Музей-квартира актеров Самойловых.
Режиссер Виктор Тихонович, драматург Иван Орлов, художник Мария Дудина.

«Однажды в кабаре» Виктора Тихоновича — экскурс в историческое прошлое начала ХХ века, время, когда назревала революция и режиссеры ощущали глобальные изменения в жизни и жаждали изменений в искусстве, занимаясь поиском новых форм. Спектакль начинается лекцией: к зрителям выходит Виктор Тихонович, изображающий старца — на голове будто посыпанный тальком парик. И этот парик — единственное внешнее средство, превращающее лектора в старца, вещающего зрителям об истоках кабаре. Все остальное «старческое» передано через пластику и интонации, причем нарочито — согнутая спина, мешающий говорить кашель. Он будто современник той эпохи, доживший до наших дней. Но рядом с лектором появляются другие герои, со слегка набеленными лицами и в элегантных нарядах. Они снимают с него парик, и «старец» предстает молодым интеллигентом в зеленом жакете — это перевоплощение оказывается зримой метафорой идеи обновления театра и жизни.

Сцена из спектакля.
Фото — Ульяна Репчанская.

И начинается кабаре, сотканное из пьес-миниатюр разных авторов (Мазуркевича, Потемкина, Гейера, Азова), стихотворений Николая Агнивцева. Рождается коллаж, происходит сшивание разных эпизодов. Все строится на быстро меняющемся темпоритме. Лирика и драматизм то и дело сменяются нарочитой поэтической экспрессией, становящейся средством передачи духа культуры кабаре. Это главный фон, настроение, в котором пребывают актеры, можно даже сказать, «атмосфера» действия. Причем композиционные переходы от одной миниатюры к другой кажутся вполне логичными: каждый эпизод предваряет Виктор Тихонович и дополняет разыгрываемое в пантомимном духе действие историческими деталями. Перед роялем, обтянутым красной тканью, выставлены две книги о культуре кабаре — сборник «Кабаретные пьесы Серебряного века» Норы Букс и книга Л. Тихвинской «Повседневная жизнь театральной богемы Серебряного века. Кабаре и театр миниатюр в России: 1908–1917», — которые позже будут прорекламированы Виктором Тихоновичем. Именно на них он строит свой лекционный материал и иногда приводит прямые цитаты.

В спектакле актеры предстают абстрактными представителями культуры кабаре и исполняют роли героев миниатюр. Каждый пробует себя в разных «амплуа». Герои Дмитрия Хохлова и Ивана Лосева в миниатюре Б. Гейера «Современники» — «двое из ларца», комические старики с накладными бородками, бешено пляшущие, вспоминая «доисторические времена». В «Читателях… писателях» похожая ситуация, но их герои на этот раз не старики, а подростки в пижамах, носящиеся по сцене и стреляющие друг в друга из воображаемых пистолетов.

Сцена из спектакля.
Фото — Ульяна Репчанская.

В скетче В. Азова «Автор» они становятся антиподами — молодой и энергичный герой Хохлова и старый (все с той же накладной бородой) обессиленный герой Лосева. И эта антитеза оказывается двойной из-за перевертыша: на самом деле тот молодой автор, пьесу которого поставили в театре, а его самого публика вызывала на поклон четырнадцать раз, не сделал ничего — работал, писал за него как раз старик, который оказался тем самым «гением на час». Героиня Анастасии Лавренович предстает то строгой противницей Мейерхольда, то едва уловимой тенью с флером романтизма (скетч Азова «Автор»), а в финале — шаловливой девчонкой в школьной форме и очках, выкравшей забытое стихотворение Агнивцева. Ну и, наконец, Виктор Тихонович, который выходит перед началом каждой новой миниатюры, объявляет ее, вводит в экскурс и нередко «разбавляет» драматизм своей мгновенной смертью и внезапным оживлением.

В спектакле встречаются и аллюзии, которые были свойственны пьесам кабаре. Так, миниатюра «Репетиция на карантине» создана в духе немого кино, которое было популярно в 1910–1920-е годы. Драматурги, писавшие для кабаре, часто создавали пародии. В этом эпизоде актеры передают не слова, а лишь эмоции, выражая их мимикой и «переговариваясь» с помощью дисковых телефонов. На заднике проекцией высвечиваются их реплики. Вся сцена разыгрывается под композицию «The Entertainer», что является прямой аллюзией, отсылкой к фильмам Чарли Чаплина. Но есть еще одна отсылка — ситуация карантина напоминает зрителям о ситуации 2020 года.

Сцена из спектакля.
Фото — Ульяна Репчанская.

Каждый из представленных актеров кабаре — комедиант, импровизатор. Причем импровизация явно оказывается намеренной и продуманной. В этом смысле выявляется следование Мейерхольду, который считал, что зритель должен чувствовать легкость и виртуозность в актерской игре, ему должно казаться, что актер импровизирует, хотя на деле это все техника, подготовка. Виктор Тихонович в начале спектакля, уже переодевшись в зеленый жакет, сообщает зрителям о задержке представления, приносит извинения за заминку и убегает, в то время как на сцене остаются другие актеры, которые начинают рассуждать о темах, связанных с кабаре, задавать вопросы зрителям, общаться друг с другом.

В спектакле каждый не только «по-актерски» экспрессивно читает стихи, но и пляшет, поет. Одним словом — создает подобие синтетического актера. А поют актеры, иногда намеренно фальшивя, как, например, это делает героиня Лавренович, исполняя песню Майли Сайрус «Flowers» и посвящая ее Мейерхольду. Или в разыгранной миниатюре Гейера «Современники» старики Хохлова и Лосева, а также Варвара-Аксютка Лавренович заходятся в свободной «импровизационной» пляске, запевая русскую народную песню «Во саду ли, в огороде», постепенно переходя на почти экзальтированный крик. Намеренная фальшь, беспорядок, гиперболичность становятся элементами комического.

Этот нарочитый творческий беспорядок передан и через сценографию (художник Мария Дудина) — салонное пространство дома-музея Самойловых заполняется разными вещами: на рояле стоят торшеры и подсвечники, с другой стороны висят ткани разных оттенков и создают подобие ширмы, рядом вешалка с одеждой, бюстовая женская скульптура, барабан, деревянная стремянка по центру — разные, не связанные друг с другом вещи, будто показывающие, что из любых подручных материалов можно создать зрелище. И получится театр, незатейливый по своим средствам, но сильный по высказываниям — театр-кабаре.

Сцена из спектакля.
Фото — Ульяна Репчанская.

В пространстве располагается и стоящая на подставке рамка, в которой время от времени оказывается новая картина, начинающая напоминать плакат. Эти плакаты меняются в зависимости от действия, отражают конкретные исторические события как в театральной, так и в социальной жизни: вот картина, на которой изображен Мейерхольд в нарисованном карандашом костюме Пьеро — с него начинается поиск тех самых новых форм; а вот Наполеон, отсылающий нас к миниатюре Гейера «Современники», в которой столетние старики вспоминают войну 1812 года. Но следующим появляется плакат, изображающий озлобленного Пьеро с окровавленной шпагой и с красными пятнами на белом костюмчике — он становится отображением «насильственной смерти» кабаре после революции.

Параллельно проигрывается сцена, которая начинается незатейливо комично, но оборачивается острым драматизмом. Герой Виктора Тихоновича выходит с перчаточными куклами Пьеро и Арлекина, которые «дерутся» за письмо в его руках — кто возьмет его первым, а кто первым откроет. Но герой, которому пришла повестка на фронт, беспомощно садится на пол и чуть ли не роняет письмо. Он поднимается, берет барабан и начинает отбивать ритм, исполняя песню Егора Летова. «Отряд не заметил потери бойца» — эти строчки отражают не только социальную жизнь и участие людей в Первой мировой, но и судьбу, участь кабаре — явления, которое резко и ярко воспламенилось, но также внезапно потухло, прошло почти бесследно, осталось никем незамеченным и потому недооцененным. Герой-солдат Виктора Тихоновича предстает бойцом, которого как бы пронзает пуля, он склоняется, чуть ли не падает, но весело поднимается, говоря, что все нипочем. Это «бессмертие» героя становится отображением бессмертия искусства в целом.

Сцена из спектакля.
Фото — Ульяна Репчанская.

И в финале оно неизбежно побеждает — актеры пьют за его победу и в последний раз меняют картину: в пустую рамку, где недавно был портрет Николая Второго, помещают газетную вырезку с «Заветом» Николая Агнивцева. В бурной сценической суматохе рождается высказывание: может быть, сейчас настало то время, когда нужно напомнить себе о бессмертии искусства и его неминуемой победе, что бы ни происходило в жизни.