«Сутра золотого света».
Театр-лаборатория Эрмитажа «Чудесный источник».
Мастерская Яны Туминой.

Спектакль «Сутра золотого света» наполнен светом. Он буквально везде. В кукольном представлении о принце Шакьямуни. В словах-молитве о счастье всех людей. В трепетном отношении к культуре Востока.

«Сутра золотого света» — священный текст махаяны, одного из направлений буддизма. Считается, что пока слова сутры не перестанут звучать, в мире сохранится учение. В тексте рассказывается несколько легенд о Будде Шакьямуни, есть наставление царям и исповедь. В спектакле истории из сутры не разыгрываются. Священный текст становится скорее поводом, вдохновением для авторов постановки.

Сцена из спектакля.
Фото — Светлана Супранович, © Эрмитаж.

Спектакль сделан в формате променада по залам Запасной галереи Отдела Востока Эрмитажа, в каждом из которых исполняется этюд. Процессуальность как неотъемлемая часть прогулки становится здесь и содержанием — путь к самопознанию, путь к принятию, путь к очищению от всего зла.

Зрители проходят через девять залов галереи. В первом их встречают Будды — большие, почти в рост человека, поясные куклы в оранжевых кашая. Актеры при этом не скрыты. Видны спокойные и немного улыбающиеся лица Будд, а за ними — так же улыбающиеся глаза исполнителей, которые бережно относятся к куклам. Они станут проводниками зрителей, вместе с которыми будут внимательно смотреть каждую часть спектакля. Они и укажут на процессию, начинающую променад. По анфиладе из конца к началу маршрута пройдут все актеры спектакля. Впереди идет Александр Балсанов, он в спектакле становится словно учителем для исполнителей, поэтому в его руках всегда будет большое деревянное колесо сансары.

Во втором зале путь даже визуализируется. Владимир Шойненов, ступая по дорожке из камней, доходит до маленькой башенки из гальки и ставит на нее длинную палку, долго настраивая баланс. У актеров нет ролей, нет масок. Даже у тех, кто ведет кукол-Будд. Они не пытаются сыграть их, наоборот, открыто взаимодействуют с ними, будто это не кукла, а действительно человек рядом. Кажется, что исполнители не пытаются создать границу между собой и зрителем. Их способ существования — предельная искренность. Оттого Шойненов переживает, когда теряет равновесие на камнях, ищет поддержки в глазах наблюдающих за ним и действительно радуется, когда достигает цели.

Исполнители создают и театр теней, чтобы рассказать историю центрального героя сутры, принца Шакьямуни, отказавшегося от всего ради достижения просветления. В небольшом театре актеры играючи воссоздают путь Сиддхартхи: аскеза, попытки демона Марра нарушить сосредоточение принца и пробуждение Будды. Этот спектакль в спектакле сделан в традициях восточного театра: здесь есть сюжет из верований и легенд, рассказчик (Владимир Шойненов), символика цвета (как тени решены именно демон и его дочери, мир и расцвет природы после обретения нирваны, наоборот, яркими красками).

Сцена из спектакля.
Фото — Светлана Супранович, © Эрмитаж.

Актеры находят баланс между искренностью и иронией. Шойненов действительно пытается найти баланс на камнях. Однако каждый раз, когда оступается, он смотрит на зрителя, нарушая серьезность, снижая напряжение. Будто бы играючи. Так и с театром теней. Все демоны и образ Марры кажутся немного детскими, а рассказчик играет с паузами и растягиванием слов, создавая лишь ощущение эпического повествования. В спектакле нет попытки говорить исключительно серьезно, наоборот, молодость исполнителей, их легкий смех над собой снимают возможную назидательность.

В некоторых этюдах актеры вступают в открытые отношения с картинами и росписями в залах. Так в третьем зале Жуйхань Го сливается с изображением «Знатная монголка в высоком головном уборе бока». Актриса в бумажном платье проходит через весь зал к этой росписи, отрывая от своего одеяния кусочки, создавая из них зеркало, цветы, птицу, бабочку, письмо. Жуйхань Го рассказывает некую историю, понятную до конца только ей и девушке на картине. В конце актриса ляжет перед росписью, осыпав себя обрывками бумаги, присвоив себя «Знатной монголке».

В еще одном зале два исполнителя (Ксения Новикова и Андрей Бухашеев) вступают в диалог с росписью, сохранившейся только частично. В центре изображения схематично дорисован образ Будды. Этот набросок вдохновляет актеров на создание своей картины — угольного рисунка колеса сансары. Важно, что исполнители зажимают уголь пальцами ног. Каждый их шаг, каждое движение порождают новую линию. Слегка очерченный круг становится виднее с каждой секундой. Рисунок не получается идеальным — чтобы он становился отчетливее, актеры не раз проводят углем по линиям. Бухашеев помогает Новиковой, будто наставник. Она все еще стремится к балансу, иногда оступаясь. Результатом становятся два рисунка и выстроенное со-творение.

Сцена из спектакля.
Фото — Светлана Супранович, © Эрмитаж.

Тема наставничества, учительства-ученичества, развивается в одном из центральных залов променада. До угольных рисунков показывается этюд, в котором принимают участие почти все актеры вместе с Балсановым. Сначала происходит почти что игра в пазлы. Исполнители двигают большие кубы с частями росписей, которые висят в зале «Турфанский оазис». В попытке выстроить правильный рисунок ученики ориентируются на реакцию своего учителя, Балсанова. И когда допускают ошибку, он их направляет в правильную сторону. После долгого собирания росписей на кубах актеры создают свой собственный белый лист. Балсанов осматривает творение учеников, их лист для творения чего-то нового. В тишине вдруг раздается его горловое пение, на которое отзывается один из актеров, а потом и почти все. Вскоре Балсанов исчезает за белым кубом, который становится экраном для мультфильма, нарисованного тоже углем. В этот момент читается текст «Сутры золотого света». На экране появляются изображения сансары, птиц, рыб, юлы, земли. Рисунки переливаются из одного в другой, у всего есть начало в старом и конец в новом. Потому, как только отодвигается экран, Балсанова за ним нет. Остаются только его ученики, которые двигаются дальше самостоятельно.

В спектакле воплощается бесконечность пути, умирания и рождения. Уже в этюде с камнями задается тема выбора верной дороги и следования ею до конца. В преодолении этого пути и заключается поиск себя, своего предназначения. Так и в сцене с изображением монголки. Жуйхань Го движется к росписи по длинному листу пергамента через весь зал. И перед тем как ступить на него, она ждет, решает. И как только она делает первый шаг, становится понятно, что это ее судьба — дойти до конца, у нее нет возможности свернуть, потому что выбор был сделан правильно. Путь каждого несомненно непрост. Так, Новикова и Бухашеев, рисуя свой собственный круг сансары, оступаются, прикладывая усилие. Уголь размазывается по полотну. Рисунок не идеален. Однако важен сам процесс. Неидеальность дополняется всеми стараниями, терпением, стремлением к созиданию.

Сцена из спектакля.
Фото — Светлана Супранович, © Эрмитаж.

Актеры становятся проводниками. В одном из последних залов они появляются за ширмой, сделанной из разноцветных лент. Они через мудры рассказывают историю своего пути. Каждому этюду в программке «назначена» своя мудра, которая выражает идею каждой остановки променада. И здесь по очереди показывается каждая из них. Конечно, зрителю не распознать это как полноценную историю, и все же становится понятно, что исполнители, оторвавшись от учителя, теперь осознанно говорят и мыслят, они способны самостоятельно следовать своему выбору, идти по своей дороге. И теперь они могут провести всех через эти ленты к последнему этюду.

Последний зал отличается от всех. Впервые в спектакле звучит текст не сутры и не легенды. Вместо этого актер читает стихотворение Арсения Тарковского «И это снилось мне, и это снится мне». В этюде не участвуют студенты Туминой, только Игорь Никитин, актер с РАС. Его пластический рисунок совсем иной, не такой плавный. Его костюм также отличается. Весь спектакль актеры играют в легких рубашках и свободных брюках. Никитин одет в плащ, на нем грубые и тяжелые ботинки, в руках чемодан. Однако эта сцена не становится неорганичной спектаклю. Наоборот, инаковость, которая создается всеми визуальными и вербальными приемами, вносит новое звучание. Искренность и трепетность, взятые за основу актерского существования, остаются, переходя в иное качество, органичное для особого актера. Стихотворение Тарковского говорит о том же круге сансары, только другим языком: «я был, и есмь, и буду». Инаковость этого этюда становится завершающим кусочком пазла, будто внося штрих в роспись. Принятие другого на всех уровнях понимания — последнее знание для просветления.

Сцена из спектакля.
Фото — Светлана Супранович, © Эрмитаж.

Спектакль заканчивается в зале, где расставлено много столов, покрытых песком. Каждый зритель должен откопать медальон, на котором изображена мудра обучения — мудра первого зала.

Пора начать свой собственный путь.