«451 градус по Фаренгейту». Р. Брэдбери.
Частный универсальный театр THEATRUM (Верхняя Пышма).
Режиссер Людмила Исмайлова, художник Альберт Нестеров.

И при какой же температуре она горит? 451 градус — это, вообще-то, температура, при которой бумага самовоспламеняется без всякого внешнего воздействия, но по Цельсию! Тогда получается, что пожарные в романе Брэдбери не нужны? Известен и никем не опровергнут тот факт, что Брэдбери ошибся, плутая между Фаренгейтом и Цельсием. И до сих пор не установлено окончательно, при какой же температуре бумага горит. Но сейчас это вообще не важно. Для всего читающего мира 451 градус по Фаренгейту — это факт горения бумаги, и это факт непреложный. (Как и то, что ни в чем не виновный Сальери отравил Моцарта, поскольку Пушкин так написал.)

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Гораздо важнее то, что писатель считал, что его роман не о цензуре и не о режиме, сжигающем книги, а о том, что когда-нибудь, в далеком будущем телевидение вытеснит книги и полностью заполонит сознание всех граждан. Конечно, в 1953 году это воспринималось как совершенно фантастическое предположение! И мы, советские любители фантастики, почитатели Рэя Брэдбери, воспринимали роман совершенно однозначно: как метафору политической цензуры, как символ борьбы против тоталитаризма.

Но прошли годы, точнее десятилетия, и стало понятно, что смыслы романа гораздо глубже прямых политических параллелей. Хотя они присутствуют, особенно сейчас, когда власть решила серьезно озаботиться литературными вкусами своих граждан, в гораздо большем объеме, чем в предыдущие десятилетия. Но все же следует признаться, что книги основному населению нашей, да и не только нашей, страны стали не нужны. Конечно, есть крошечная часть странных граждан, которые по-прежнему книги читают и даже покупают. Но владельцы роскошных личных библиотек чувствуют себя сидящими на куче глиняных или восковых табличек, когда все уже перешли на папирусы. На самом деле книги сейчас в таком широком доступе, и их такой переизбыток, что они давно стали элементами дизайна кофеен, отелей и даже городских скверов, в которых установлены специальные будки с книжками: бери и читай, можешь не возвращать. Ну, хоть что-то!

Книги пока не сжигают. Просто не рекомендуют некоторых проштрафившихся писателей. Один из таких проштрафившихся на вопрос, как заставить ребенка читать, ответил емко и просто: запретить даже подходить к книгам. Тогда, может быть, ребенка потянет попробовать запретное. Так произошло с главным героем романа Брэдбери, пожарным Гаем Монтэгом. Потрясенный самоубийством женщины, отказавшейся оставить свой дом с горящими книгами, он решился попробовать, что же такое содержится в них. И вот что из этого вышло.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Людмила Исмайлова, главный режиссер омского «Пятого театра», поставила спектакль по этому роману в частном универсальном театре THEATRUM, который начал функционировать совсем недавно в городе-спутнике Екатеринбурга Верхняя Пышма. Постановочная команда подобралась отличная: постоянный соавтор Исмайловой, художник-«золотомасочник» Альберт Нестеров, хореограф и тоже постоянный соавтор режиссера Татьяна Кафлевская, художник по свету Сергей Гаевой. Авторы инсценировки — Марина Ошарина и Татьяна Осина. Все сработали отлично.

На сцене выстроен яркий, неприятно узнаваемый искусственный мир. Это мир, в котором никто не должен думать, чувствовать, переживать, страдать, принимать решения. Все просто должны быть счастливы. Разве не об этом мечтали лучшие умы человечества? Вот оно и пришло, всеобщее счастье. Выглядит оно довольно омерзительно. Режиссер, художник и хореограф пошли дальше предположений Брэдбери. И даже вступили в спор с ним.

Спектакль создан в жанре комикса. Все герои говорят простыми предложениями. Язык стерт и единообразен. Краски — без полутонов, из разряда «вырви глаз». Движения кукольные. Голоса неживые. Интонаций нет. Все мышцы лица натренированы для радостной улыбки. И улыбающиеся рты приклеены навсегда. Нерадостным быть нельзя. Это опасно. Все счастливы — и ты должен быть счастлив. Пожарные под руководством капитана Битти зорко следят за тем, чтобы одинокие несчастные люди не портили этот дивный новый мир. Он похож на какую-то страшную игрушку (раньше такие назывались музыкальными шкатулками), где все двигаются по определенным траекториям, под одну мелодию. И Гай Монтэг бодр и уверен в своем будущем. Он еще заработает, сжигая дома с книгами, и сможет купить для жены четвертую телевизионную стену, тогда она станет совсем счастливой. Но в то утро что-то пошло не так. Что-то споткнулось в общем рисунке так хорошо и четко налаженной жизни. Наверное, потому, что Гай Монтэг познакомился со странной девушкой Клариссой Маклеллан и сбился с общего ритма.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Актерская команда в театре совсем молодая. И пока совсем небольшая. Гай Монтэг здесь — не мужчина среднего возраста, который говорил Клариссе, что чувствует себя рядом с ней старым-престарым. Нет, здесь он такой же юный, как и она. Его играет Вячеслав Чупахин. Гай обаятельный, он любимец капитана Битти, и он действительно счастлив, потому что никогда ни о чем не задумывался. Это такой простой паренек из будущего (точнее, из нашего настоящего), который в жизни не прочитал ни одной книжки, да и не надо. Раньше таких называли пэтэушниками. Понятно, что именно такие простые и правильные парни в будущем очень пригодятся. И вот эта странная, смешная очкастая девочка Кларисса (ее очень органично играет Дарья Бурилко) совершенно сбивает его с толку своими вопросами, своей нежной, никогда не слышанной им речью.

Вот тут и начинаются в его жизни сбой за сбоем. Жена Милдред наглоталась таблеток, хотя и не помнит об этом после того, как ей влили новую кровь. Анжелика Гришкина играет ожившую Барби. У нее совершенно кукольная пластика, писклявый кукольный голос, кукольное туловище, которое может сгибаться только под определенным углом, — и все это производит жутковатое впечатление. Особенно когда она, как подкошенная, падает на кровать, как-то неестественно вывернув и подломив ноги, и становится похожа на сломанную куклу. Гай реагирует на это, как живой и вполне нормальный человек. С ним вообще что-то начало происходить. Что-то непонятное для всех остальных. Он стал задумываться. А это ни к чему хорошему не приводит. Когда он узнает о смерти Клариссы, то чувствует какую-то непонятную ему боль. Кажется, он мог бы влюбиться в нее. У него впервые появляются сложные вопросы. И его простая душа не может справиться со всем этим. Молодой артист пока внешне играет это медленное пробуждение души. Но пластический рисунок здесь очень точен, и это ведь комикс, у которого другие законы.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Гай, например, перестал правильно здороваться со своими друзьями из пожарной команды. Троих пожарных играют Алексей Исупов, Никита Миненко и Алексей Кантур. Три одинаковых Кена с накачанными мускулами и одинаковыми улыбками, которые реагируют на все одинаково дебильно. Им полностью соответствуют подруги Милдред — их играют Екатерина Кантур и Мария Роскош. В кукольном мире это подружки Кенов. Их можно менять местами, переодевать — они все равно останутся одинаковыми. И они сразу чувствуют, что с Гаем что-то не в порядке. Ведь он начал, запинаясь, читать им что-то невообразимо опасное и скучное: он начал читать книгу. А это страшная зараза.

То, что Гай начал спотыкаться в жизни, мгновенно разглядел капитан Битти. Его играет Максим Удинцев. Этот капитан не так сложен, как в романе. В спектакле у него другая роль. Он бдительный и зоркий начальник. Он не должен допустить бунта. Битти может быть и душевным, он способен вызвать Гая на откровенный разговор. Это такой батяня-комбат. Он все замечает, но прощает до поры, до времени. Он честно предупреждает Гая. Удинцев играет человека, который действительно все понимает, потому что все это прошел сам. Он сам — бывший Гай Монтэг, который давно сделал свой выбор.

Когда Гай берет протянутую ему из огня книгу, это уже серьезный поворот в его жизни. Женщину, которая сгорает в своем доме вместе со своими книгами, играет Лариса Тетерина. И пока этой сцене не хватает безмолвного драматического напряжения между гибнущей женщиной и молодым пожарным. Она протягивает Гаю одну, неважно какую, книгу — как выбрасывали любого ребенка из поездов, шедших в концлагеря, выталкивали кого-то из гетто во время облав, чтобы спасти хоть одну живую душу. И после того, как Гай спрятал эту книжку, эту вверенную ему душу, он стал другим. Вот этот переход актеру пока не очень удается.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Режиссер отказывается от последней части романа. От осознанного протеста Монтэга, от его встречи со старым профессором Фабером. Людмила Исмайлова не верит в то, что где-то остались прекрасные люди, которые пытаются спасти великие книги хотя бы в своей памяти и своем сознании. Было и у нас такое время, которое Ахматова называла «догуттенберговским». Когда уже нельзя было доверить бумаге драгоценные строки стихов, романов, исследований, потому что рукописи горели или попадали не в те руки. И вот тогда стихи Мандельштама хранила в памяти Надежда Яковлевна Мандельштам, свои стихи запоминала сама Ахматова, просила их выучить Лидию Чуковскую…

Людмила Исмайлова не захотела делить мир будущего на виноватых и невиновных. Она считает, что в том, что происходит с нами, с нашей культурой, с унифицированным, плоским восприятием мира, виноваты мы все. Наверное, глобально она права. Я с этим не согласна, но это — право режиссера. А еще понятно, что она во многом идет от артистов. Этот юный пацан Гай Монтэг не способен на рефлексию, на осознанный протест. Но он способен на бунт. И доведенный до отчаяния, он и поступает, как подросток. Берет огнемет и направляет его на пожарных, на своего любимого наставника капитана Битти, а заодно и на нас всех. Или это просто дым пошел в зал? Но мы все оказались в одном облаке. Конечно, неприятно было объединяться с этой командой, уничтожавшей дома, в которых еще жили среди книг люди, не примкнувшие к счастливому новому миру. Но что делать. Мы ведь давно примкнули к «культуре безмолвного большинства». (Это подзаголовок одной из книг медиевиста А. Гуревича о жизни средневекового человека.) И ничего. Живем.