«Журавль и Цапля». Русская народная сказка.
Большой театр кукол.
Режиссер Екатерина Ложкина-Белевич, художник Марина Завьялова.

В спектакле Екатерины Ложкиной-Белевич неотвратимо тикают часы. Циферблат крутит стрелку по кругу, и цифры на нем какие-то странные, и стрелка своенравная. Но и циферблат не вполне циферблат. Он загорается бледным диском равнодушного светила с разводами невидимых кратеров и морей. Далекий мир, измеряющий расстояния парсеками, не успевает даже зафиксировать сумбур человеческих мгновений. Тут тикают не часы, а Время — годы, десятилетия, эпохи. И Время равнодушно — оно ведет отсчет с астрономической индифферентностью. Для кого-то отрезок жизни — драматический перелом с фатальными последствиями, а для мутного диска — всего лишь оборот стрелки по циферблату.

Сцена из спектакля.
Фото — Сергей Рыбежский.

Перетекания хроноса и кайроса многозначны скорее для взрослой части публики, попавшей на спектакль за компанию. Они невдомек маленьким зрителям в категории 6+, для которых сделан этот 45-минутный спектакль на Малой сцене БТК. Нарратив истории для них первичен, часики узнаваемы и включаются лишь изредка, их диск светится красивым лунным спектром. На переднем плане — яркая, живая и смешная история Журавля и Цапли.

Она тем временем несет многослойность, и авторы спектакля извлекают из нее именно притчевую составляющую. Взгляд режиссера перекликается с давним мультфильмом Юрия Норштейна «Цапля и Журавль». В нем точно так же сквозит горечь возможного, близкого, почти осуществленного, но неслучившегося счастья двух бившихся в унисон сердец.

Екатерина Ложкина-Белевич ставит русскую народную сказу строго по тексту, не упуская даже присказки. Анимированные совиные крыло и глаз на лунном диске вполне реалистичны — кто-то несуетный всегда наблюдает за барахтаниями мятущихся сердец. Но если в начале совиное око обращено как бы в мир птичьих неурядиц, то в финале его пронзительный взгляд недвусмысленно смотрит в зрительный зал.

Сцена из спектакля.
Фото — Сергей Рыбежский.

Короткая, даже слишком короткая сказка становится поводом для развернутой режиссерской истории. Журавль и Цапля в своих хождениях друг к другу проживают целую жизнь. Трехчастная композиция спектакля прозрачна, в ее основе три возраста: молодость, зрелость и старость. Деление считывается легко — у каждого возраста свои пластика, темперамент, цвет и свет. Разные техники кукольного театра в этом спектакле становятся элементом концепции и отдельным выразительным инструментом. Ренат Шавалиев и Джамиля Билялова блистательно справляются с техническими и актерскими задачами — спектакль в принципе поставлен в расчете на виртуозное исполнение.

Крыло молодого Журавля отливает блеском каждого перышка. Перышки Цапли мягче, будто припудренные, но такие же свежие, яркие. Весь характер своих персонажей актеры играют одним крылом, то взмахивая, то прикрываясь им. Молодость как витиеватый пластический этюд, протяженный танец сближения-отталкивания. Красуется статный, бойкий Журавль, и не понять, что вдруг капризничает его визави. С надеждой заглядывает на Журавля смущенная элегантная Цапля-цапелька, и только горечь разливается от того, что Журавль не двигается ей навстречу. В порывистости, шумной непримиримости обоих сквозит самонадеянность молодости — вся жизнь впереди, к чему сейчас определять свою судьбу. Ренат Шавалиев и  Джамиля Билялова играют своих персонажей с азартом, юмором, импровизационной легкостью, с удовольствием обустраиваясь в своих ролях. Весь текст отдан голосу «за кадром», но артисты обеспечивают этому спектаклю собственную аудиальную надстройку — звуками, вздохами, междометиями. И как бы ни было смешно, в коротких взглядах, протяжных интонациях их персонажей слышится взаимная тоска, трагическим образом не совпадающая ни во времени, ни в пространстве.

Сцена из спектакля.
Фото — Сергей Рыбежский.

Зрелость гораздо менее темпераментна, зато в ней больше нюансов, тонких душевных импульсов, и эта часть визуального ряда спектакля отдана марионеткам, не в пример лучше человеческого тела справляющимся с дробностью эмоций, пластики и никуда не исчезающих порывов. В них меньше напора, меньше молодеческой силы, и роста сильно меньше. Зато больше меланхолической задумчивости, вызревающей разочарованности жизнью. И шагов друг к друг нужно больше, и привычек поприбавилось. Цапля щепетильно осматривает свои болотные заросли, Журавль не торопится выбраться из своего холостяцкого жилья-дома. Они уже как-то рефлекторно оступаются в руках актеров, но так и ходят друг к другу вдоль рампы — безо всякого результата и надежды, и сильно реже, чем в молодости.

У старости в этом спектакле пространства почти нет — лишь узкая высвеченная полоса, да и она чуть приподнята, иначе не разглядеть персонажей. Горизонты схлопнулись — от яркости и блеска молодости, даже от уверенной обустроенности зрелости не осталось и следа. Вся большая и когда-то многообещающая жизнь скрыта темнотой. Крошечная располневшая Цапля бочонком ковыляет к седому, взлохмаченному и недвижимому старику-Журавлю. Это уже не рослый гарный парень с отливающим блеском пером. И не длинноногая с изяществом парижанки Цапля. Былая подвижность суставов — резвых живых человеков, чуть менее резвых, но все еще гибких марионеток — утрачена навсегда. Как и подвижность души. Говорящая игра с масштабами прозрачна: к финалу истории персонажи спектакля подходят крошечными куклами на горизонтальных тростях. Их альтер эго, партнеры и демиурги — актеры — почти не видны и спрятаны светом.

Сцена из спектакля.
Фото — Сергей Рыбежский.

Старческая окукленность некогда молодых и легких Журавля и Цапли щемит сердце. Им все-таки позволено финальное объятие. Режиссер щадит детские сердца, и в оптике маленького зрителя все кончается хорошо. Но приговор финала безнадежен: поздно любить, поздно обнимать. Жизнь прошла и не вернется, и этот убийственный месседж как раз для тех пришедших за компанию, которые всю жизнь думали и думают, что все еще впереди. Ведь сова уже полетела закрывать крылом лунный диск и останавливать это время для тех, кто так и не смог оценить его мгновений.