В Полярном флигеле Шереметевского дворца открыта выставка «Резо Габриадзе в Петербурге»

Сегодня день рождения Резо Габриадзе. Правда, если верить ему, он родился 22 июня, но Кутаисский ЗАГС что-то перепутал, и вышло 29 июня. Но по паспорту — сегодня.

А 6 июня — в день памяти Резо, ушедшего два года назад в день рождения Пушкина, которого он рисовал так много, как никто, — во флигеле Шереметевского дворца на Фонтанке (Музее музыкального и театрального искусства) открылась выставка «Резо Габриадзе в Петербурге»…

— Есть ощущение, что что-то улетучивается, пропадает… Давайте сделаем выставку Реваза Левановича, — сказал Юра, Юрий Сучков, замечательный театральный художник и главный художник Театрального музея, в последние годы превращающий в театр каждую выставку.

— Да, исчезает… — сказала я.

Стояла зима.

— Давайте назовем ее «Пыль с крыльев бабочки», — сказала я. Потому что сам Резо говорил: «Счастье невозможно поймать: как только вы его поймали — у вас в руках пыль от крыльев бабочки. Счастье ощутимо только в воспоминаниях». А мы же делаем выставку-воспоминания о Резо и его искусстве («Или мои воспоминания о Петербурге, где я был счастлив?» — спросил бы сейчас Реваз Леванович…)

Юрий Сучков, как никто, понимал, что я имею в виду. В 2005 году, когда Резо начал спектакль «Локомотив» о любви двух паровозов, а также гор, бактерий и шпал, он попросил найти ему «помоганцев» из студентов нашего постановочного факультета. И в редакцию «ПТЖ», где сидел Реваз Леванович, пришел тогда Юра. И прошел весь тернистый путь спектакля, и понял этот мир, а мир принял его, и с тех пор он общался с Габриадзе, понимает и чувствует пропорции его космоса (если у космоса бывают пропорции). Нам не надо было ничего объяснять друг другу. Нам хотелось собрать пыль, сохранить, удержать иллюзию присутствия Резо в нашей жизни.

Мировоззренчески, философски им, Резо Габриадзе, владел какой-то вселенский, теплый, христианский пантеизм, где на последнем месте, кстати, оказывался человек как наиболее несовершенная, по сравнению со львом в пустыне или птицей в небе, придумка Господа. Придумка, разрушающая божий мир. Еще в «Осени нашей весны» прекрасного птеродактиля Борю Гадая убивала в витрине охотничьего магазина неживая статуя охотника. А совершенна для Резо была окраска хвоста у трясогузки или мягкая лапа кошки, свет с неба, лицо ребенка, прихрамывающая походка какой-нибудь бабушки, вышивка на маминой блузке, кособокая калитка… Этот асимметричный прекрасный мир он нам и оставил.

И этот мир стал истончаться и иссякать. Никто уже не помнит «Не горюй!» и даже «Кин-дза-дзу», не знает Барышникова и Кирилла Лаврова (недавно выяснила это на экскурсии по выставке со студентами), а уж кто сделал нам Чижика — знает вообще редкий пьяный прохожий. Вот уже и кафе Габриадзе нет в Тбилиси рядом с его театром, там идет какой-то ремонт, реконструкция, а какая реконструкция может быть у арт-объекта, где каждый сантиметр был затерт гениальной рукой художника, каждая доска?.. Кафе было частью целого мира: Театр марионеток возле храма Анчисхати, рядом знаменитая наклонная башня (впрочем, Резо говорил, что ее создание экскурсоводы уже приписывают архитектору ХI века, влюбившемуся в персидскую принцессу…), Пасхальный родник и кафе «У Резо». Модель мира — от храма и родника до театра и кафе возле башни падающей мировой культуры…

Резо был феноменом: драматургом, режиссером, художником, скульптором, дизайнером интерьера и даже музыкальным оформителем. Ренессанс, что скажешь («…в упадке», — прибавил бы он сейчас). Но главное — он все видел живым. Потому что Творец не мог создать неживого. На похороны паровоза Эрмона в спектакле «Локомотив» (от любви к паровозихе Рамоне Эрмон вырывал из груди паровой котел и умирал) приходили горы и бактерии, голосом Алисы Фрейндлих говорило ведро, страдал раздвоением на эфирный долг и собственное чувство радиостолб Ольга. А еще в «Осени нашей весны» красавица Нинель убеждала птичку Борю Гадая, что между ними не может быть ничего общего по классификации Дарвина. «К черту Дарвина!» — орал влюбленный Боря…

Все это хотелось передать на выставке «Резо Габриадзе в Петербурге».

Петербург по мере любви к нему стоял у Резо сразу после Кутаиси. «В моих воспоминаниях Петербург сидит очень прочно, он — „непроходящий“ для меня город. Я не был здесь транзитным, меня связывает с ним очень много, есть даже знакомые камни. Здесь я гулял с родным, ʺдо боли, до слезʺ, как говорят продавщицы косметики, близким человеком. Здесь столько красоты, и каждый раз удивляешься: какая-то башенка-шутка, в нее поместится два с половиной человека, и кто так красиво пошутил?..»

Его связывало с Петербургом очень много адресов и людей…

На Высших сценарных курсах, еще в 60-е, Резо встречается с Андреем Битовым, сорок лет дружбы с которым определили не только его жизнь, но и творчество: Битов открывал для себя и для Габриадзе Пушкина — и нет больше в мире художника, так много рисовавшего Пушкина, как Резо, это сотни рисунков, серий, оформленных книг. Они с Битовым отправляли невыездного Пушкина за границу («Пушкин в Испании»), играли в его метаморфозы, мифологизировали его биографию. Невский, 110, где жили Битовы, стал первым постоянным адресом Резо в Петербурге.

А потом, в конце 70-х, дождь застал Габриадзе на Невском, он спрятался под крышу Театра им. Деммени и увидел там в витрине старых марионеток. Они встретились. Это был исторический момент, Габриадзе увлекся марионетками, ленинградские кукольники учили его азам своего искусства, с актером Театра Деммени Юрием Герцманом они делали первый кукольный мультфильм «Сказки Коджорского леса». В 1981 году в Тбилиси возник Театр марионеток под руководством Резо Габриадзе.

Долгие и прочные отношения связывали Габриадзе с Музеем театрального и музыкального искусства. Он одевал своих кукол из лоскутков, которые добывал в кладовых музея, хранитель Елена Федосова была постоянным экспозиционером его выставок, проходивших в Ленинграде (она и теперь один из кураторов выставки), в Летнем саду и не только. В 90-е годы музей дал Резо мастерскую, в которой он работал. Музей на площади Островского — еще один постоянный адрес Габриадзе в Петербурге.

Он любил Музей-квартиру Пушкина на Мойке, 12 (его работы хранятся и там).

Он страшно гордился, что его листы есть в собрании Русского музея.

Выставки его малой пластики проходили в Музее Ахматовой в Фонтанном доме.

Работы Резо Габриадзе хранятся и в Музее Достоевского.

В 1996 году журналист Елизавета Богословская свела Резо с Театром Сатиры на Васильевском острове, где директор Владимир Словохотов принял Габриадзе с его набросками спектакля о Сталинградской битве. Он делал спектакль «Песня о Волге», живя на 15-й линии Васильевского острова (адрес остался в тексте спектакля), в Театральном музее записывалась фонограмма, ленинградский композитор Вениамин Баснер писал музыку к спектаклю.

А в 1986 году на гастроли Тбилисских марионеток в Театр Деммени пришла я, молодой театральный критик. И это отдельная история длиной в тридцать лет и три года. В Ленинграде не было тогда театрального журнала, и мы со студентами делали рукописный журнал «Представление». Резо, любивший все неофициальное, начал рисовать «Представлению» обложки и рубрики. А когда в 1992 году возник «Петербургский театральный журнал», с самого первого номера в нем возникла рубрика «Театр Резо Габриадзе», а чердак на площади Искусств, 5, как потом и подвал на Моховой, 30, стали петербургскими адресами Резо.

В 1994 году на Фонтанке открылся памятник Чижику-Пыжику, ставший культовым местом для петербуржцев. Затем — памятник Носу майора Ковалева.

В 2005 году, после долгой паузы, Резо Габриадзе приехал в Петербург, на наш Володинский фестиваль (с Володиным его связывала дружба) со спектаклем «Осень моей весны». Вскоре после этого он подарил мне скульптуру Володина, ставшую символом фестиваля «Пять вечеров» им. Володина. Именно тогда у Габриадзе возникло желание сделать новый спектакль «Локомотив» о любви двух паровозов. Он делал его в двух городах, Тбилиси и Петербурге, где мы с Юрой Сучковым помогали ему. Фонограмму тоже было решено записать в Петербурге, в студии БДТ… Финальный монолог звучал голосом Кирилла Лаврова…

Так, из этих фактов, воспоминаний и экспонатов со стенок друзей и из запасников музеев и сложилась эта выставка. Боялись, что будет мало, а все даже не влезло.

В зале «Песни о Волге» впервые за 25 лет вновь увидели белый свет куклы, долго лежавшие в кофрах Театра на Васильевском. В зале «Кутаиси» — истоки, теплота Грузии, питавшая искусство Резо Габриадзе. В зале классиков — Пушкин, Ахматова, Достоевский. В ленинградском зале — Володин, Чижик, «ПТЖ»…

На всех своих выставках Резо был, бродил. Мы не знали — как будет без него. Но его голос звучит (крутятся мультфильмы «Знаешь, мама, где я был» и «Пушкин, Битов, Габриадзе»), его картины согревают, а слова с многочисленных листочков обращаются к вам. Люди проводят на выставке по многу часов. Греются. Приходите и вы…