9 сентября в Петербурге начнется новая жизнь Площадки 51, построенной и придуманной «Этюд-театром», которая будет работать как открытая сцена для многих бездомных театров и проектов. Весной этого года едва отремонтированная площадка была временно закрыта из-за проблем с собственником. И вот в начале осени открывается вновь — премьерой Семена Серзина «Любовь людей». А мы пока рассказываем о другом проекте, который тоже можно будет увидеть на этой сцене.

«Мне мое солнышко больше не светит».
Авторы и режиссеры — Владимир Антипов и Алексей Забегин.
Этюд-театр на Площадке 51

В начале мая на «Площадке 51» можно было увидеть читку одноименной пьесы Владимира Антипова и Алексея Забегина, которая спустя месяц выросла в спектакль о двух друзьях с окраины Петербурга, беседующих на протяжении полутора часов о жизни и её смысле. Место действия — юго-запад, который обладает особой атмосферой российских спальных районов и окраин. Там, где спокойствие старой советской массовой застройки перебивают новые дома, упирающиеся в Финский залив. Где ритм жизни особенный и собственный, где в повседневности и быту можно разглядеть и лирическое, и комическое, и драматическое.

Пьеса Антипова и Забегина написана с опорой на шведский мультсериал «Робин» режиссёра Магнуса Карлссона, снятый в середине 90-х. Мультсериал очень характерный для того времени, с одноцветной раскраской несложно рисованных персонажей, который показывали обычно по телеканалам MTV и 2×2. Каждый эпизод — короткая история, полная черного юмора, где парень Робин и его друг Бенджамин попадают по воле случая в абсурдные ситуации. Так в одной серии они могут обрести взбалмошного приемного деда, в другой же, никак не сцепленной по смыслу с предыдущей, регулярно и успешно убегать от злой соседской собаки. Этот же прием случайного вовлечения героев в общую историю Антипов и Забегин сохраняют на сцене. К двум друзьям, героям Николая Русского и Филиппа Дьячкова неожиданно входят то полицейские (Алексей Фролов, Андрей Панин), то бомжиха (Мария Кудрявцева), то коммивояжеры, предлагающие кухонную посуду (Алексей Фролов, Андрей Панин), то малобюджетный тамада (Владимир Антипов). Каждый приходит со своей историей: полицейские узнали об ограблении квартиры снизу, бомжиха случайно составила друзьям компанию в распитии, коммивояжеры — законченные неудачники, не умеющие продавать свой товар, а тамада ошибся адресом некоего «откинувшегося» именинника Эдика.

Сцена из спектакля.
Фото — М. Углова.

Спектакль поделен на семь частей, названия которых выводятся на экране позади актеров. Это утрировано аляповатые картинки как фон в караоке. Несоответствие масштаба названий «Смирение плоти» или «Религиозный опыт» при неменяющейся основной мизансцене — Андрея (Николай Русский) и Вадика (Филипп Дьячков) сидят в креслах, — провоцирует одобрительные смешки в зале. Мол, ясно, что человек маленький, космических проблем у него нет, но и есть что-то драматическое в его повседневной жизни. Есть и истории про семью, которые рассказывает Вадик, где отец — непросыхающий пьяница, а мать с детьми терпит его, есть история о сохранившем до старости страсть и любовь к подруге своей жены пожилом человеке, есть наконец монолог бомжихи о вере и боге. Завершает она его фразой во многом определяющей мир этого спектакля: «Верую, ибо абсурдно».

Абсурден случайный набор героев, абсурдно исходное событие — сон Андрея про Газманова, о котором он рассказывает в начале. Неожиданно у меня возникает вопрос, а существует ли Вадик на самом деле или это воображаемый друг Андрея? Поначалу он кажется артефактом его квартиры, частью интерьера. В нем сосредотачивается какая-то житейская комнатная мудрость, он обладает своей философией. Тоже комнатной. Вадик — человек-анахронизм, который будто не переодевался и не брился примерно с девяностых, ощущение которых постоянно присутствует на сцене. Хочется назвать его неуклюжим, но это доподлинно неизвестно, ведь Вадик никогда не встает с кресла. Приходят новые персонажи, уходит и приходит герой Русского, а Вадик остается стабилен и непоколебим. В первой же сцене Андрей буквально обнаруживает его под пошлым покрывалом с вышитым на нем тигром. Из-под нелепо нахлобученной желтой панамы хмурым и потерянным взглядом Вадик оглядывается вокруг. Похоже, он только и дожидался, когда Андрей его заметит. "Мне мое солнышко больше не светит«,- многозначительно протягивает он. То ли жизнь пошла по наклонной, то ли это ее вполне адекватное состояние для героя, что более вероятно. Выглядит герой Дьячкова показательно запущенным — лоснящийся спортивный костюм с толщинками, неторопливость движений и постоянное отирание уголков глаз как после сна.

Антипов и Забегин вступают в диалог с недавним прошлым. Разговоры двух друзей происходят буквально на обломках эпохи, которые можно при желании найти почти в каждой квартире — на ковре с узорами, на разваливающихся красных креслах с деревянными поручнями и с наполовину засохшим цветком неизвестного происхождения. Подобные цветы все нормальные современные люди из квартиры выносят в подъезд своей хрущевки красоты ради. Но здесь этот цветок и ковер — центр особого мира. С него, как с палубы корабля вечного отдыха, за течением жизни наблюдают Андрей и Вадик.

Сцена из спектакля.
Фото — М. Углова.

Музыкальное сопровождение им обеспечивает Анна Литомина, а текст от автора с другого края сцены читает Руслан Габидуллин. Получается то ли полифония, то ли путаница историй. С одной стороны есть двое на ковре, существующие в рамках своей истории в квартире, которую как раз проговаривает Габидуллин как лицо от театра. С другой стороны эту же историю более конкретно проговаривает герой Русского. А именно, он встает в начале каждой части со злополучного красного кресла и у микрофона рассказывает о жизни Андрея и Вадика. Затем снова возвращается в кресло, и жизнь друзей продолжается. Создается ощущение, что эта история — воспоминания Андрея, и тогда понятен гротескный образ Вадика. В воспоминаниях он имеет полное право быть таким «концентрированным» персонажем, и тогда все сказанное им воспринимается через призму памяти Андрея. А, значит, и утрированные образы полицейских, философски рассуждающих о том, как капает вода, и бомжиха с речью о боге, и скромные коммивояжеры — это воспоминания, которые по истечении времени выглядят так причудливо и смешно.

Вопрос, где кончается внятный бытовой мир и начинается мир ирреальный, требует ответа. Реальность Вадика вызывает вопросы, впрочем, как и реальность Андрея. От истории к истории, которые герои разбавляют меланхоличным замечанием: «Круто отдыхаем — угораем по полной», герои Дьячкова и Русского обрастает биографическими подробностями, однако сомнения все же не покидают. Выяснить кто в чей мир вхож сложно и в финальной сцене, где Вадик встает (!) и вместе со всеми героями выходит петь в караоке «Эскадрон» Газманова. Под первые ноты ионики он лихо притаптывает ногой и вместе с общим нестройным хором голосов затягивает под разрывной зрительский хохот «мысли-скакуны». К завершению истории подталкивает и иронический развязный монолог Ангела (Вера Параничева) о ценах на алкоголь и культуре его распития, и последний монолог Андрея, в котором тот рассказал, что Газманов приснился ему снова. И теперь он его убил. Будто освободившись, Андрей запевает тот самый «Эскадрон». И шальным мыслям, точно по Газманову, и правда, не должно быть ни решеток, ни преград.