«Святая Анна». М. Дунаевский.
Центральный академический театр Российской Армии.
Режиссер Юрий Александров, дирижер Евгений Загот, художник Сергей Новиков.

Шел всю жизнь он единственным курсом — вперед,
Ни врагов не страшась, ни трудов.
Чтоб прорваться в кольцо заполярных широт,
Он вморозил корабль в дрейфующий лед.
Где-то в морозном краю,
Таком немилосердном к его кораблю,
Не уберег он «Святую Марию» свою!

Эти строки из либретто мюзикла «Норд-Ост» — незримая эстафета, которую самый трагически известный проект российского музыкального театра передает новому спектаклю: драматическому мюзиклу «Святая Анна».

Сцена из спектакля.
Фото — Яна Булаш, Елена Морозова.

В 1912 году морской офицер Георгий Брусилов организовал полярную экспедицию, чтобы попытаться впервые в истории пройти Северным морским путем под российским флагом. Судно, капитаном которого он стал, — паровая шхуна «Святая Анна» — вмерзло в лед и стало дрейфовать на север. После двух зимовок в Северном Ледовитом океане экипаж разделился: половина во главе с капитаном осталась продолжать дрейф, другая попыталась достичь земли. Из одиннадцати человек, ушедших с корабля, выжили двое: штурман Валериан Альбанов и матрос Александр Конрад. Альбанов лично совершил за время экспедиции ряд важных открытий. «Святую Анну» пытались спасти, но не сумели разыскать, и ее точная судьба неизвестна до сих пор.

Георгий Брусилов — прототип капитана Татаринова из романа Вениамина Каверина «Два капитана», на котором основан мюзикл «Норд-Ост». Альбанову, выведенному в романе под именем штурмана Ивана Климова, упоминания в «Норд-Осте» не досталось — зато теперь он стал главным героем нового мюзикла.

И это более чем странно —
Вдруг ненароком, наяву
Найти негаданно-нежданно
Полузабытого романа
Недостающую главу.

Экспедиция Брусилова отличалась от других полярных исследований, на которые была богата эпоха, тем, что в ее состав входила женщина. Ерминия Жданко попала на «Святую Анну» пассажиркой, когда судно еще шло в обход Северной Европы, а затем решила остаться в качестве медика. Когда экипаж разделился, она осталась на корабле. Законы жанра потребовали, чтобы героический романтик стал одновременно и романтической героиней: в мюзикле Ерминия с самого начала следует с экспедицией как врач — и как невеста Брусилова. Героиня Натальи Быстровой — настоящая аристократка, бесстрашная и преданная долгу.

Н. Быстрова (Ерминия).
Фото — Яна Булаш, Елена Морозова.

Все те же же законы продиктовали авторам ввести любовный треугольник: Ерминия влюбляется в Альбанова. Харизма Дмитрия Ермака, чей герой не только умен и благороден, но и житейски сметлив и рассудителен, в любом случае не оставляет ей шансов. На зажатом льдами судне невозможно ничего скрыть. А еще с него невозможно уйти в ледяную неизвестность, когда тебе не вытащить на себе самодельные нарты, когда некому лечить остающихся в ловушке людей.

Брусилов (Максим Заусалин) показан не то чтобы антигероем — скорее человеком, не рассчитавшим своих сил. Кроме того, его сковывали обязательства перед спонсировавшей экспедицию Анной Брусиловой, женой его дяди, в честь которой и была названа шхуна. Ослабленный долгой болезнью, Брусилов не может подавить бунт, который устраивают матросы, подстегиваемые тем, что у них есть «баба на борту». Зато с мятежом справляется Альбанов. Бросок к берегу, который предлагает он, дает людям надежду и цель. Брусилов, будучи капитаном, не хочет и не может покинуть судно.

Весь второй акт длится и длится изматывающий переход через полярный ад. Дунаевский не просто так определяет свою работу как «оперу для драматического театра»: так проще отсечь развлекательные коннотации, присущие слову «мюзикл». Участники группы Альбанова гибнут один за другим — каждый под собственную красочную галлюцинацию. Казалось бы, они должны объединиться, чтобы не стать добычей стихии, но люди остаются людьми: на их пути находится место и предательству, и прощению, и искуплению.

Сцена из спектакля.
Фото — Яна Булаш, Елена Морозова.

Страшнее, чем следить за судьбами обреченных, думать об участи оставшихся на «Святой Анне». Что ждало их в конце пути? Голод? Цинга? Случайный пожар? Безумная схватка всех против всех? Или освобождение из ледяного плена и выстрел вражеского судна — ведь уже шла Первая мировая война? Авторы решили не ставить в истории точку, показав лишь, как сходит с ума окончательно ослабевший Брусилов.

Альбанов тоже не остается героем без страха и упрека: он ломается от невозможности спасти «Святую Анну», от необходимости обивать пороги и получать отказы; он умирает на каком-то полустанке в разгар Гражданской войны — и вот тут в спектакле наступает счастливый финал.

Как это возможно? Никак — вернее, возможно только в театре. Недаром в начале спектакля белые пары вальсируют на палубе в дельте Невы, недаром «Святую Анну» в ледяном плену то и дело посещает хор в парадных кителях. Герои встречаются там, в незапятнанном посмертии. Капитаны собственной судьбы, они боролись, искали, нашли и ни о чем не жалеют. И эта мораль не кажется ни простой, ни легковесной после того, как тебя-зрителя три часа тащили по полярному льду. Добровольно выйти в зону дискомфорта и не вернуться — вполне легитимный способ распорядиться своей единственной и такой короткой жизнью.

Сцена из спектакля.
Фото — Яна Булаш, Елена Морозова.

Репертуарному спектаклю сложно обзавестись сценической механикой уровня «Норд-Оста», и «Святая Анна» в основном обходится сборной имитацией носа корабля, поднятого достаточно высоко, чтобы сделать танцы рискованными. Эта палуба при необходимости раздвигается на части, а когда необходимо обозначить начало войны — разворачивается и превращается в броневик. Фальшборт палубы поднимается, становясь то храмовым сводом там, где храма нет, но есть молящиеся, то устремленной вперед огромной свободной птицей. Проекции морских карт Севера и беглые строки рукописных документов якорят спектакль в реальности — а за поэзию отвечают безумные миражи в ледяной пустыне и уходящие в непрорисованные текстуры пейзажи. И никуда никогда не исчезают обрамляющие сцену подсвечники. А свечи в них, без сомнений, горят поминальные: в честь тех, кто погиб в морях, и тех, кто рассказывал их истории.