«Репетиция». На музыку Ф.-Й. Гайдна. По мотивам кинофильма Ф. Феллини «Репетиция оркестра».
Театр балета имени Леонида Якобсона на сцене БДТ.
Хореограф Константин Кейхель.

Театр начинается с вешалки, а спектакль — с программки. Премьера маленького одноактного балетика Константина Кейхеля «Репетиция» в Театре имени Якобсона началась с целой страницы текста комментариев хореографа. Призвав на помощь своим хореографическим свершениям печатное слово, автор спектакля сообщил, что идею постановки ему подарил ни больше ни меньше фильм Федерико Феллини «Репетиция оркестра». Хореограф изложил краткое содержание приготовленного к просмотру зрелища и снабдил его пространными изречениями вроде ответа на анекдотический вопрос со школьных уроков литературы: «Что хотел сказать автор?»

Но стоило ли перегружать внимание публики лишней информацией о злободневности темы ремонта в связи с тем, что «многие сценические и репетиционные площадки переживают это непростое состояние», о «театрах, открывающих сезон, не закончив строительные работы» (цитаты из программки)? Банки с краской, расставленные на сцене, и дуэт исполнителей, одетых в робы и льющих краску на задник, пожалуй, не требуют словесного дублирования.

Сцена из спектакля.
Фото — И. Туминене.

Насколько самонадеянно запросто Константин Кейхель несколькими словами сформулировал то, что увидел в картине Феллини («разобщенность, непростые рабочие взаимоотношения, желание доминировать, борьба за автократию»), настолько поверхностной оказалась связь с заявленным первоисточником. Настолько же поверхностным получился и спектакль. Кейхель в балете использовал фабульные ходы феллиниевского фильма (хотя что может рассказать фабула о фильмах Феллини?!): репетиция в неотремонтированном помещении, внезапно гаснущий свет, хаос в отсутствие дирижера, когда все музыканты «занимаются своими делами», крушение стены в репетиционном зале. Но если у Феллини проламывающий дыру в стене чугунный шар для сноса зданий становится апогеем разрушения человеческого взаимопонимания, нарастающего на протяжении фильма, то в балете Кейхеля, не помня кино, вряд ли поймешь, что это за кубики посыпались сверху на артистов в финале спектакля. На танцевальном языке никакого разрушения не прочиталось.

Балет распался на отдельные эпизоды. Одни танцевальные, другие — пантомимные и игровые. По хореографии дуэты и некоторые массовые номера на музыку Гайдна получились интересными, правда, костюмы Ольги Шаишмелашвили «съели» их пластический, движенческий рисунок —забавные фраки оркестрантов с короткими брючками и разноцветные носки лишь создали ощущение пестроты, а не подчеркнули достоинства хореографии. Безликая, только задающая ритм музыка Константина Чистякова, перемежавшая фрагменты сочинений Гайдна, не вдохновила хореографа на образность в сюжетных связках. В игровом эпизоде оркестрового непослушания дирижеру артисты дурачились и «отрывались». Имея в репертуаре жанровые миниатюры Якобсона, они явно чувствуют вкус к актерству, и постановщик, очевидно, дал волю их фантазии — чем заняться в отсутствие маэстро, каждый решал сам: кто-то делал селфи, кто-то целовался, кто-то пилил смычком. Но гротескная разноголосица не принесла запоминающихся пластических решений. Ни эта сцена, ни весь спектакль не оставили ощущения целого, понимания, во имя чего стоило бы искать опору в фильме-притче Феллини. Рабочие-ремонтники и оркестранты так и прожили на сцене автономно, не вступив в хореографические отношения; стремянка, лишь однажды ставшая пристанищем для пары музыкантов, и заливаемый краской цветастый задник так и остались декоративной мишурой, не «выстрелив по Станиславскому» до конца действия. Только упомянутые уже банки с краской отработали по полной, побывав и стульями для оркестрантов, и колесными средствами для вывоза дирижера.

Сцена из спектакля.
Фото — И. Туминене.

В другой постановке Кейхеля, показанной труппой Театра имени Леонида Якобсона два года назад, — бессюжетных «Столкновениях», было больше целостности. Не скованный фабулой хореограф тогда, поработав с пространством, выстроил композицию из насыщенных движениями красивых соло и замысловатых сплетений тел в дуэтах. На этот раз камнем преткновения стал сюжет и необходимость выстраивания не только хореографической, но и сюжетной драматургии средствами танца?

Театр балета, сегодня носящий имя Леонида Якобсона, свое творческое рождение получил под руководством этого великого хореографа как театр эксперимента. При Якобсоне театр был площадкой для его творчества. После его смерти здесь творили другие — труппа всегда была открыта для работы с начинающими хореографами. Сегодня здесь тоже регулярны премьеры молодых. И пусть иногда они выдерживают лишь единичные показы, эксперимент продолжается.