«Невесомость».
Драматург Алина Шклярская, режиссер Александра Абакшина.

Похоже, что я — цисгендерный человек, и мы никогда не обсуждали это с родителями. На предложение назвать пять качеств, присущих только женщине, я никогда не отвечала «способность к деторождению» или «наличие критических дней». Физиология определяет не все.

Не пугайтесь. Цисгендер — это тот, чья гендерная идентичность совпадает с биологическим полом. Вопрос задают на спектакле «Невесомость», где тела андрогина, транссексуала, пансексуала, бигендера — главные персонажи. Вопрос намеренно развернут в зрительный зал, туда, где сидят цисгендеры и им приходится отвечать за свой пол. «Вы помните момент, когда впервые ощутили себя цисгендером? Как к этому отнеслись родители?» В зале замешательство.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Перформеры сидят, стоят, лежат. Возле микрофона стоит мужчина Григорий в белом костюме и на высоких каблуках, немного напряженно обменивается шутками с девушкой Аленой в черном костюме, лежащей на полу. Остальные трое сидят: молодой человек Дима разглядывает публику; девушка Катя смущенно поправляет прическу; возле пианино Николь/Николай в леопардовом пальто (хотя создатели утверждают, что рисунок на пальто от далматинцев) демонстрирует длинные стройные ноги. Читают текст с листа, часто исполняя/проговаривая историю не свою, а соседа. Алена, мускулистая красавица, спрашивает у скромницы в углу: «Катя, можно я почитаю за тебя?» И читает о том, как Катя сообщила на работе то, о чем все догадывались: она — Катя, а не Артем. Текст переходит от одного перформера к другому. Текст исполняет себя. Роли в привычном театральном понимании, когда ты играешь другого, — отсутствуют. И перформер исполняет себя, роль, без которой его нет. Тело информативно, оно сообщает нам не меньше, чем рассказ, как совершился трансгендерный переход. («Трансгендерный переход — процесс приведения гендерной роли и тела трансгендерного человека в соответствие с его гендерной идентичностью».) Мы вглядываемся в актеров/перформеров и видим совпадение тела и роли. Двухметровая дама в леопардовом/далматиновом вызывает зависть своей ухоженностью, уверенностью и мягкими манерами. Она и есть женщина, и играет роль женщины. Никакого сомнения.

Социальный подтекст и просветительский пафос присутствуют, но не они главные — акцент на театральности. В «Невесомости» мы имеем дело с полным слиянием роли и исполнителя. Да, здесь есть ограничения. Перформеры спектакля могут достоверно играть только себя, но могут представить другого для нас. Режиссер намеренно усложняет задачу именно в вычленении роли. Делает спектакль без метафор и поэтических обобщений или романтического флера. Не любуется, хотя и любит, а констатирует для нас. Мы не внимательны к себе, своим ролям, своей жизни и своим телам.

Спектакль Абакшиной размывает границы театра. Тотальность театра ею увидена в той части жизни, где мы привычно ищем социальные, еще более сложно разрешимые психологические, физиологические проблемы. В той части поп-культуры, которая привыкла смешить нас переодеванием, обилием блесток и страз, подражанием и копированием вида, манер известных певцов. Режиссер исследует область, где играть роль — единственно возможный способ проживать жизнь. И никто из перформеров не согласится, что он играет роль, поскольку без роли его нет.

У спектакля два акта. Первый — собственно спектакль, второй — обсуждение. К режиссуре второго акта больше претензий, хотя именно он и показывает неспособность зала к пониманию тотальности жизни, выглядящей для нас театром.