«Три сестры». А. П. Чехов.
Volkstheater (Австрия) в рамках 22-го фестиваля NET (Новый европейский театр).
Режиссер Сюзанна Кеннеди, художник-постановщик Лена Ньютон.

Фестиваль NET открылся спектаклем Сюзанны Кеннеди «Три сестры». Да не обманет название на афише желающих посмотреть еще одну вариацию чеховской пьесы — театральное действо ушло от нее весьма далеко, драму радикально переписала Хелена Эккерт.

Сцена из спектакля.
Фото — архив фестиваля.

Что именно показал австрийский Volkstheater во Дворце на Яузе — версий, наверное, может быть столько же, сколько и зрителей, и трудно представить того, кто заявит, что понял все и единственно верным образом.

На сцене — чудо виртуальных технологий, экран, на котором клубятся разноцветные облака будто бы ядерных взрывов. В этом облачном кипении открывается портал — пустой зеркальный объем, висящий в пустоте. Это комната, это монитор, это кластер неведомого подпространства — да что угодно; пространство сочинила художница Лена Ньютон, видео — Родрик Бирстекер.

В этом портале три фигуры, условно маркированные как женские — в белых кринолинах и с затянутыми черным лицами. В дальнейшем число фигур будет меняться: трое мужчин с силиконовыми масками на головах, две женщины, один мужчина и т. д. в разных сочетаниях. Кто-то одет в условно старинную, кто-то — в столь же условно современную одежду кислотных тонов (костюмы Терезы Верго). Они говорят модифицированными голосами, ровными, словно автоответчик, интонациями, их жесты и шаги марионеточны или роботизированы. Так, вероятно, выглядели бы попытки гуманоидов восстановить облик, поведение, пластику и культурные коды землян, тщательно реконструировав их по сохранившимся источникам.

Сцена из спектакля.
Фото — архив фестиваля.

Здесь важен этот зазор, сбой — перед нами не совсем мы, люди. И все же — люди, метаморфировавшие в нечто механистическое. В общем, это довольно распространенное представление о футуристическом будущем — расцвет технологий и редукция человеческого после некоей подразумеваемой катастрофы. Отсылка к ней — в чеховском предчувствии огромной очистительной бури, которая, как мы теперь знаем, оказалась кровавым смерчем ХХ века. Но в этом спектакле катастрофой кажется сам ход времени, и она не была в прошлом, она случается, развертывается прямо сейчас, в том числе во время действия спектакля, внутри него, вне, до него и после.

Это не персонажи, здесь нет героев в классическом смысле. Нет и истории как фабулы. Здесь иное понимание действия сценического и актерского. Сюжет спектакля, на наш взгляд — бытие культуры во времени и исследование самого феномена времени. Где происходит действие — нигде, точнее, нигде в конкретном смысле места и истории, но в человеческом сознании: в сознании автора спектакля, продукт работы которого нам предложен на сцене, и в предполагаемом коллективном сознании человечества — лет через 200-300, как мечтал Вершинин.

Его фраза о жизни в будущем — невообразимо прекрасной, изумительной — здесь раздается из трубки телефона, безличная, как голосовой помощник, и звучит злой иронией на фоне сценической картинки (это единственный момент, когда в зале раздается смех).

Сцена из спектакля.
Фото — архив фестиваля.

Существование участников не назовешь омертвелым — они никогда и не были живы, это как бы цифровая версия человечества. Механистический смех, шарнирные движения. «Я не помню ваших лиц» — это не Вершинин говорит сестрам, это каждый мог бы сказать каждому из глубин памяти, и потому лица закрыты черной тканью или силиконовыми масками, а лиловая, с потекшими чертами виртуальная маска висит в пустоте как общий слепок человечества. Меняется дизайн пространства: диджитал-паркет сменяется цифровой водой в бассейне, интерьер — экстерьером, пустая планета — пространством внутри молекулы, кристаллической решеткой.

Фразы сестер Прозоровых и других персонажей здесь разбиты, разрознены, вырваны из течения той истории, в которой родились. С ними соединены фразы совсем другого тона и смысла, часть реплик на немецком, часть — на английском языке. Неважно, кто их произносит, — шестеро фигур внутри зеркального кластера никак не характеризованы. Это проекции, модули некогда существовавших образов, многократно тиражированных и интерпретированных в культурах разных стран. Вот это повторение и есть суть культуры, где каждое поколение должно освоить опыт предыдущих.

Позы, элементы диалогов, отдельные мини-сюжеты бесконечно повторяются, отбиваются затемнениями и звучащим «cut». Паузы, замедления или ускорения перестают восприниматься таковыми — время ведь существует относительно линейности, а здесь оно закольцовано, то есть подразумевается исчезнувшим. «Москва» — слово это твердят, но его значение стерто, не важно, это нечто недосягаемое и не умопостигаемое для тех, запертых в пустой комнате, кто помнит лишь название города, воплощавшее когда-то цель и смысл жизни.

Сцена из спектакля.
Фото — архив фестиваля.

По сути, нам предложена лекция или эссе о природе времени, где сценическое действие служит иллюстрацией звучащих философских тезисов. Неподвижность сестер и их гостей, замкнутых в зеркальном отражении и репликации самих себя, соотнесена с ницшеанским вопросом, звучащим, как голос из космоса, обращенный к героям и к зрителям: если бы некий демон предложил бесконечное повторение твоей жизни, без всяких изменений, было бы это проклятьем или благословением?

Нам явлен некий континуум. «Мы будем там, где всегда были», — говорят сестры. Они в некоторые моменты оказываются седыми старухами, мойрами, молча сидящими за тем же столом; в телефонной трубке — та же фраза о жизни через 200-300 лет. Прошлое, настоящее и будущее спутаны. Модули героев бесконечно меняются, не меняясь, пребывая.

Еще один важный компонент спектакля — общая культурная память зрителей. Сидящие в зале знают не только сюжет Чехова, каждый еще обладает собственным бэкграундом — и это облако общего знания о том, что собой представляет культура, что происходило в русской и мировой истории, вступает в конфликтное взаимодействие с тем, что представляет на сцене режиссер. Текст Чехова в данном случае — как бы частный случай, ясно, что культура во всей совокупности художественных образов всех эпох разъята на пиксели, фразы, хаотично существующие элементы и таким образом транспонирована в будущее. Где в этом обретается «я» — в акте творчества, который заключается в том, чтобы миллионы раз сказанное произнести как будто в первый и последний раз.

Сцена из спектакля.
Фото — архив фестиваля.

«Музыка играет так весело», — повторяют в тишине те, кто убеждает друг друга жить, не зная, зачем. «В начале было слово», — сообщает автоответчик, забывающий продолжение, заменяющий его невнятным ревом. Актеры снимают маски, развиртуализовываются, и в этом мгновенном обретении человеческих, усталых, разных, а главное — живых лиц есть безмолвное согласие с чеховским бессмертным «будем жить!».