«Господа Головлевы». М. Е. Салтыков-Щедрин.
Лысьвенский театр драмы им. А. Савина.
Режиссер-постановщик Дмитрий Акимов, художник-постановщик Елена Сорочайкина.

Во времена неустойчивой морали театр тяготеет к простоте и ясности. Чтобы черное назвали черным, а белое — белым. Контраст — без полутонов. Для большинства (как практиков, так и зрителей) театр стал местом эскапизма (об этом мы много говорили в первом сезоне «Петербургского театрального подкаста»). Сейчас в театре хочется видеть нереалистичные сценарии победы добра над злом или там покаяния злодея перед смертью…

Сцена из спектакля.
Фото — Игорь Мелехов.

Вполне логично возникновение на сцене (Лысьвенского) театра спектакля по роману «Господа Головлевы» — текста сложного, полифоничного, морализаторского. Текста, сюжет которого охватывает жизнь нескольких поколений одной семьи — или, скорее, их стремительное уничтожение руками главного героя, Иудушки Головлева.

Дмитрий Акимов взял за основу своего спектакля сказку Салтыкова-Щедрина «Пропала совесть», где отсутствие нравственности является предлагаемым обстоятельством для действия под названием «Господа Головлевы», иллюстрирующего и как бы аргументирующего тезис сказки. В спектакле, например, появляется персонаж Церемониймейстер (Наталья Крючева), которая не только произносит текст сказки Салтыкова-Щедрина, но и проводит инициации героев романа: женит, крестит и отпевает (ее выходы, как правило, знаменуются емкими пошлыми присказками типа «поздравляю вас с сыночком, сладким милым ангелочком»).

Режиссер конструирует мир, в котором любви нет по определению. Так, в экспозиции происходит сцена венчания молодой Арины Петровны (Екатерина Шадрина) и отца семейства Владимира Головлева (Эдуард Фролов): буйный от пьянства и возбуждения жених трижды утаскивает убитую горем невесту и трижды возвращаются они с новорожденным сыном. В насилии и несогласии родилась эта семья — и так же точно погибла. Дмитрий Акимов сразу выворачивает наизнанку причины Иудушкиных пороков, не давая зрителю пространства для интерпретаций (простота и ясность!).

Сцена из спектакля.
Фото — Игорь Мелехов.

«…Там чудился ему гроб. „Гроб! гроб! гроб!“ — повторял он бессознательно про себя» — этот красноречивый образ головлевского имения из романа стал в спектакле основой декорации. Сама сцена сконструирована в виде среза незакрытого деревянного гроба, откуда едва возможно выбраться — покатые стены будто воронкой засасывают героев спектакля внутрь. Авансцена усыпана черной скомканной летящей калькой — умершие герои спектакля будут, словно землю, кидать ее себе под ноги в момент инициации. Елена Сорочайкина создает такое красивое и пустое междумирье — чистилище, где грехи каждого как на ладони. Режиссер отходит от явных временных рамок — это вневременная история, которая, однако, созвучна с сегодняшним мироощущением.

По жанру спектакль «моралите» с одной стороны и «чернуха» (по определению в толковом словаре Т. Ф. Ефимовой: изображение «неприглядных и крайне натуралистичных, тёмных сторон жизни, быта, проникнутых обречённостью и беспросветностью, сопровождающихся сценами жестокости и насилия») — с другой. Дмитрий Акимов дает крупным планом все головлевские пороки, и актеры смело ведут режиссерскую мысль, психологически и натуралистически являя самые сложные и жуткие сцены. Игорь Безматерных играет старшего сына, умирающего и покаявшегося Степана, растратившего все деньги и нуждающегося в помощи. В спектакле сцена возвращения Степана в головлевское имение — это сцена возвращения блудного сына, которого не приняли и не простили. Алексей Якубенко играет младшего сына, бездействующего и смиренного Павла, которого в семье тихо не любили и просто не замечали. Первый — активный и резкий, с широкими крупными жестами, второй — зажатый и сгорбленный, замкнутый и статичный.

Сцена из спектакля.
Фото — Игорь Мелехов.

Среднего сына, Иудушку Головлева, играет Михаил Тихомиров — змееподобным, извилистым, нечеловечным. Негодяй и боголюб, он многократно и настойчиво крестится в обратную сторону, носит услужливую улыбку и часто падает на колени перед матушкой. Артист взращивает в своем герое зло, постепенно перерастая из ушлого ребенка в подлого, способного на убийство мужчину, заканчивая существование сатанинским стариком. Если сначала казалось, что Иудушка живет по четкому плану, которого придерживается с рождения, то к концу стало понятно, что никакого плана не было — это неосознанное и неконтролируемое грехопадение. В этом и заключается сложность высказывания Дмитрия Акимова и Михаила Тихомирова — в злодеяниях Порфирия Головлева виновата глобальная вселенская нелюбовь, в которой раскаиваться некому.

Линии Порфирия Владимировича и Арины Петровны (взрослую ее версию играет Наталья Миронова) обратно пропорциональны: чем более наделен властью первый, тем более немощна и зависима вторая. Наталья Миронова из статной, авторитетной женщины превращается в суетливую пуганную старуху, вынужденную отчитываться о каждой съеденной ягоде крыжовника в когда-то принадлежавшем ей имении.

В кульминационной сцене, когда к оставшемуся в одиночестве Порфирию Головлеву вдруг приходит единственная живая родственница — Аннинька (Ксения Дралова), — Иудушка достигает пика своей жестокости. Для Дмитрия Акимова важно было не дать Иудушке покаяться, получить отпущение грехов. Вместо исповеди тут — изнасилование. А после — методичное «закапывание» трупа племянницы в черную кальку авансцены…

Сцена из спектакля.
Фото — Игорь Мелехов.

Никакая совесть, конечно, в Иудушке не проснулась — ее в нем никогда и не было. «Потерялась совесть», — сказал голос Церемониймейстера еще до его рождения. В финале над трупом Иудушки, лежащего в центре деревянного гроба, пошел снег. И под смех бегающих вокруг детей знакомый голос сопровождающей весь спектакль Натальи Крючевой произнес: «Растет маленькое дитя, а вместе с ним растет в нем и совесть. И будет маленькое дитя большим человеком, и будет в нем большая совесть. И исчезнут тогда все неправды, коварства и насилия, потому что совесть будет не робкая и захочет распоряжаться всем сама».

Вот так — моралистически — закончился спектакль Дмитрия Акимова. Никакого нового мира не будет, пока живы старые негодяи.