О. Жанайдаров. «Магазин».
Невидимый театр.
Режиссер Семен Серзин, художник Соня Матвеева

В этом году Россия заняла восьмое место в списке из десяти стран мира по распространенности современного рабства согласно новому отчету «Global slavery index» от Walk Free — и это горький повод вспомнить давно, но редко идущий спектакль Семена Серзина «Магазин» по пьесе Олжаса Жанайдарова.
«Магазин» 2014 года — полудокументальная пьеса, она основана на деле 2012 года о рабстве в магазине московского района Гольяново. В местных «Продуктах» семейная пара из Казахстана Жансулу Истанбекова и Сакен Муздыбаев незаконно держали десяток гражданок Узбекистана, Казахстана и Таджикистана, систематически их избивая и насилуя. Реплики у Жанайдарова практически полностью состоят из отрывков интервью женщин, освобожденных волонтерским движением «Альтернатива».
В пьесе Жанайдарова два действующих лица: хозяйка магазина Зияш и работница этого магазина Карлыгаш. Госпожа и рабыня. Местом действия становятся детские качели, на которых сменяют друг друга истории Карлыгаш и Зияш. Качели — место встречи. Как буквальное — на народных казахских качелях алтыбакан познакомились родители Карлыгаш, — так и метафорическое.
Пьеса устроена таким образом, что в ней отсутствует диалог: это два параллельно идущих монолога, которые соприкасаются тематически, но не пересекаются вербально. Жанайдаров, таким образом, развивает линии героинь равномерно: мы и узнаем о психологических травмах Зияш, связанных с ксенофобным поведением радикально настроенных группировок, и наблюдаем за приобретением травматичного опыта Карлыгаш.
Качели здесь — не только образное место действия, но и коллизия: деспот-Зияш манипулирует жертвой-Карлыгаш, демонстрируя ей свою силу и внушая чувство страха. Кнут сменяется пряником — пусть не всегда буквальным. Качели здесь — эмоциональные.
Ретроспективные рассказы обеих героинь вполне позволяют вычленить фабулу: Карлыгаш приехала из южной части Казахстана в Москву на заработки, устроилась в магазин к северянке Зияш. Та отняла у нее паспорт, деньги, вещи и имя, вместо последнего наградив русским «Катя». Первую неделю не била, но избивала других на ее глазах — чтобы привыкла бояться. Потом ударила связкой ключей по лицу… Потом заставила бить Олю… Катя била рулоном фольги, пока не пошла кровь, и получила в качестве поощрения одобрительные объятия Зияш. В магазине была одна комната без камер, где девушек насиловали, предварительно напоив паленой водкой (в СМИ об этом писали с формулировкой «заставляли заниматься проституцией»). Так у Кати появилась дочь Айжан от местного раба Серика. Зияш поженила родителей, а их дочь спустя время продала на органы, сказав Кате, что Айжан упала с качелей и разбилась. После смерти дочери Карлыгаш, вспомнив свое имя, решила бежать: вышла из магазина и пошла в отделение полиции, сотрудники которой отвели Катю обратно в магазин. Катю избили и приковали на месяц цепью к прилавку.
Второй раз Катя в полицию не пошла, а решила попросить помощи у постоянной покупательницы Иры: выслушав рассказ Карлыгаш, Ира вызвала полицию, и Катю вновь забрала Зияш. Госпожа решила избавиться от непослушной рабыни, продав ее цыганам. Без рук оказалось дороже: Зияш примотала правую руку Кати к телу, чтобы та привыкла справляться без нее, и договорилась с хирургом об операции. Но в эту ночь пришел бог из машины в лице нацистов-скинхедов, который убил Зияш… И Карлыгаш обрела свободу.
Жанайдаров взял за основу документ, но пьесу написал художественную, полную поэтических вставок и драматических противоречий. Действие строится на категоричном противопоставлении двух героинь: одна с севера — другая с юга, одна богатая — другая бедная, одна агрессор — другая жертва. Обе при этом — глубоко несвободны. И существуют они не в конфликте друг с другом: конфликтуют тут голубые мечты и серая действительность. Качели здесь — метафора амбивалентности. Имена для своих героинь драматург тоже выбрал поэтические: Карлыгаш значит «ласточка» (что постоянно упоминается в пьесе — метафора птицы в клетке считывается легко), Зияш значит «свет» (что в пьесе не говорится, но, очевидно, является оксюмороном). Последней Жанайдаров дает речевую характеристику в виде фразы-паразита «анау-мынау», что означает по-казахски «туда-сюда» —качели…
Премьера серзиновского «Магазина» состоялась в 2018 году в рамках Мастерской Современного Театра. Долгое время спектакль но-сил статус Work & Progress (так в «Невидимом» обозначаются эскизы), однако спустя пять лет нисколько не поменял ни структуры, ни формы, ни содержания.
Тогда, в 2018 году Алессандра Джунтини, игравшая роль Карлыгаш, была беременна. Начинался спектакль с пролога, в котором итальянка Джунтини от себя рассказывает случившуюся с ней накануне премьеры историю: как она ехала на петербургской маршрутке до женской консультации и плюнула в лицо (гормоны играли) оскорблявшему пассажиров водителю-«французу». История агрессивного столкновения в России двух приезжих иностранцев будет рассказана и позже — когда Джунтини смоет макияж, наденет поверх обтягивающего черного мини-платья бесформенный синий халат продавщицы, спрячет черные кудри под цветастую косынку и натянет на ноги шерстяные носки со сланцами, из итальянки преобразившись в гастарбайтершу. Но это будет совершенно иная история, на фоне которой невинный плевок в лицо грубияну окажется детской перепалкой.
Принципиально важно было, что роль Карлыгаш исполняет итальянка: начав спектакль с личного обращения к залу с характерным акцентом, она сразу обозначает свою инородность — для Серзина на первый план встает документ. Лишая пьесу Жанайдарова поэтичности, он убирает второстепенные сюжетные линии (про родственников Зияш, про родителей Карлыгаш), не акцентирует внимание на образе качелей, оставляя лишь сухость документальных фактов.
Джунтини играет не психологически, а характерно: путаясь в словах, ритмически вытанцовывая распорядок дня Карлыгаш, интонируя и жестикулируя, она являет собирательный образ гастарбайтерши. Вместо вербатима — театрализация. Джунтини тут одновременно беременная итальянка из Петербурга и попавшая в рабство казашка в Москве — отстранение достигается легкой манерностью, игрой в Карлыгаш.
Серзин меняет структуру пьесы: это теперь не два параллельных монолога, а допрос, на котором Карлыгаш дает показания, а следователь зачитывает дневниковые записи Зияш. В 2018 году следователем был сам Семен Серзин, сейчас в его роли Михаил Касапов. К каждой записи Серзин приписывает точную дату — с 2009 по 2012 (в эти годы шло расследование по делу «гольяновских узников»). Происходит смещение с внешнего конфликта на конфликт внутренний: теперь Карлыгаш противостоит злу обезличенному. Бывшие реплики Зияш произносятся холодным протокольным тоном, и мужской голос, ассоциирующийся с силой и властностью, лишь множит тотальность этого зла.
Многозначительность детской площадки с качелями Серзин заменяет на аскетичность комнаты с обтянутыми черной полиэтиленовой пленкой стенами. В центре стоит предназначенная Карлыгаш табуретка. Слева — деревянный стол следователя, на котором разложены листы дела, подсвеченные теплым светом от настольной лампы. У стены висит обмотанный в черный полиэтилен труп, на предполагаемом лице которого прикреплен небольшой экран с изображением глаз Джунтини, которые периодически моргают, активно следя за происходящим.
Здесь качели — причина тошноты. В пьесе Жанайдарова Карлыгаш боялась качелей — ей неприятно было не иметь под ногами опоры. Серзин делает акцент на этом страхе: беременность Джунтини рифмовалась с ощущением ее героини, и весь спектакль строился на этом перманентном чувстве тошноты, которое режиссер транслировал и на зрителя. Для этого Серзин играл с эффектами: когда по сюжету Карлыгаш сбегает и ее возвращают в магазин, следователь выходит из-за стола, берет упаковку яиц (купленных, вероятно, за тридцать рублей в том самом магазине) и методично разбивает по одному об стену, возле которой стоит Катя—Джунтини. Или когда в пьесе Зияш выбивает Катины зубы, смалывает их и смешивает с молоком, Джунтини (резко выйдя из образа Карлыгаш) радостно раздает еще несведущим зрителям по стакану молока. А в конце спектакля Алессандра Джунтини разрывает полиэтиленовую трупную пленку, и под ней оказывается чучело, собранное из товаров магазина: туалетная бумага, лапша быстрого приготовления, перловка, кочан капусты… Все эти нужности актриса раздает желающим их получить зрителям. В качестве хозяйки своего магазина.
По очевидным причинам Серзин изменяет концовку Жанайдарова: если у того качели останавливались, достигнув наконец долгожданного покоя, то в спектакле сохраняется инерция жестокости. Так, включив Михайлова и радостно отпраздновав смерть Зияш, Карлыгаш вдруг начинает говорить ее репликами, анау-мынау…
Амбивалентность серзиновского спектакля — в неоднозначности преступления. Быть может, у следователя Карлыгаш была в качестве обвиняемого, а не потерпевшего?.. Глаза Джунтини на трупе, являясь в начале спектакля метафорой замученности, к концу стали олицетворять хозяйскую властность — она и есть магазин, она вся состоит из этого магазина.
В личности актрисы был главный замысел Серзина: на ней строилась драматургия спектакля. Когда беременная Алессандра, обняв свой живот, произносила страшные документальные фразы об изнасиловании в комнате без камер, нежно называя дочь Карлыгаш Айжан, границы между актрисой и персонажем стирались. Иностранка Карлыгаш ничем не отличалась ни от иностранки Алессандры Джунтини, ни от сидящих в зале — со злом ежедневно сталкивается каждый. Просто для кого-то оно заканчивается перепалкой в маршрутке, а для кого-то — десятью годами рабства…
Конечно, сейчас, спустя пять лет рассказанная в прологе история Джунтини работает иначе: это больше не переживаемая в моменте проблема, а ироничное воспоминание о ней. В этом смысле «Магазин» Серзина, лишившись главного документа в виде положения актрисы, стал менее сложным спектаклем. Однако суть остается прежней: насилие порождает насилие. Рабыня родила себе госпожу… чтобы та стала рабыней.
Анау-мынау — качели.
Туда-сюда.
Май 2023 г.
Комментарии (0)