«Царь Эдип». Софокл.
Театр им. Е. Вахтангова.
Режиссер Римас Туминас, художник Адомас Яцовскис.

Греческая трагедия с хором (артисты, составляющие хор, настоящие греки и играют на родном языке) идет у Римаса Туминаса один час сорок минут. История о том, как человек мерялся силами с Роком, и что из этого вышло, прямо и без специальных усилий проецируется на мироощущение современного человека. От Софокла (впервые к его трагедии Туминас обратился в 1998 году в Вильнюсском Малом театре) — мощь событий и стройность формы, остальное принадлежит сегодняшнему времени и его театру. Если премьера, сыгранная этим летом в Эпидавре, была еще и обрамлена настоящими античными руинами, что, вероятно, само по себе повышало градус восприятия, то нынче спектакль переместился в классическую сценическую коробку Театра имени Вахтангова. Тут и Шекспира играли, и Чехова, и Пушкина. Тут художник Адомас Яцовскис, постоянный соавтор Туминаса, опять, по своему обыкновению, не загромождает сцену, оставляет много свободного пространства и воздуха.

Герои трагедии здесь, можно было бы сказать, обычные люди. Хотя это не совсем так с театральной точки зрения, ибо они, конечно, держат совсем не бытовую форму, а в определенные, строго отмеренные режиссерской рукой моменты даже выходят на пафос. Однако никакого подражания греческой трагедии, которую мы и представляем-то себе весьма смутно, в спектакле нет. Даже эпизоды хора выглядят, скорее, народными сценами, его участники ведут себя, как, скажем, пушкинские простолюдины и прохожие в «Борисе Годунове». Они комментируют происходящее в духе обычных смертных, которыми овладевают и возмущение, и страх, и жалость — человеческие эмоции, так же склоняющиеся перед силой Рока, как и человеческие воли.

Е. Князев (Тиресй), В. Добронравов (Эдип).
Фото — архив театра.

Историю Эдипа, прошедшего весь путь — от самоуверенности властелина, через энергичный поиск виноватых и разоблачительный азарт к трагическому прозрению и самонаказанию, — Туминас рассказывает как историю современного человека, отданного на волю случая. Эдипа играет Виктор Добронравов. Молодой, энергичный, облаченный в элегантный белый костюм, вполне довольный собой, он готов действовать немедленно: в стране эпидемия, и надо с ней покончить. Огромная железная труба, похожая на каток, еще затаилась в глубине сцены. Правда, над ней уже летают неприятные черные птицы — ну так мор, не успевают, наверное, убрать мертвые тела. Есть вполне житейское объяснение, а вместе с тем, первый аккорд темного предчувствия уже взят. На сцену выбегают две беспечные девчушки в белых платьицах, дочки Эдипа и Иокасты, плоды инцеста, о котором до поры не ведают ни он, ни она, ни простодушный зритель, не знающий пьесы. Но черные птички уже парят, и некрасивый каток уже стоит на старте. Таких знаков-предчувствий в спектакле расставлено немало. Огромные белые крылья за плечами у Иокасты — Людмилы Максаковой, которая терпеливо и нежно увещевает молодого мужа: живи спокойно, не надо дознаний.

Е. Симонова (Крылатая дева).
Фото — архив театра.

Такие же огромные крылья, только черные, у персонажа, названного Крылатая дева (Екатерина Симонова), вестницы скорби и смерти. Труба, вздумавшая накатить поближе к месту обитания героев. На нее еще взбираются, чтобы возвысить свой голос и оглядеть окрестности, сам Эдип стоит на ней, облаченный в царский плащ и корону. Однако свойства этого грубого и тяжелого предмета уже проявлены и не предвещают добра. По сцене скачет воин (Павел Юдин), единственный персонаж с копьем в руках, который облачен здесь в «греческие» доспехи: шлем, короткое «платье», щитки на ногах. Эти доспехи выглядят подозрительно бутафорскими на фоне черных костюмов хора, концертных платьев Иокасты, простых, вневременных одежд пастухов, жреца и вестника. Воин пружинисто, как дитя, проскакивает расстояние из кулисы в кулису, держа в руках деревянную игрушечную лошадку. С ним в спектакль входит травестия: вот вам и глупая воинственность, и мнимая мощь, и бездумные игры взрослых, полагающих, что заключили договор с богами.

Травестией окрашено и первое появление Креонта, которого неожиданно сыграл Эльдар Трамов. Креонт появляется с вестью от Оракула, его с нетерпением ждут. Но этот царственный тип так привык к хорошей жизни, что и в ответственный момент продолжает играть да сибаритствовать, ходит в ярко-красном хитоне, с нелепым лавровым венком на голове, говорит лениво и манерно, короче говоря, валяет дурака.

Как и Эдип, он полагает, что все незыблемо и все в его руках. Оттого их следующая встреча-поединок, когда Эдип заподозрил Креонта в убийстве Лая, повлекшем за собой бедствия в стране, становится важным смысловым поворотом всей истории. Креонт, попавший в немилость, прозревает раньше своего царственного зятя. Он уже понял, что величие зыбко и мнимо, что любая жизнь подвешена на тонкой ниточке судьбы, а Эдип — еще нет!

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Следующим толчком к той печальной истине, что высшая и абсурдная воля сильнее тщеславных человеческих усилий, становится появление слепого прорицателя Тиресия (Евгений Князев). Ворчливый, ироничный на грани цинизма старик отмахивается от настырного повелителя, дескать, что ты, мальчишка, собой представляешь перед неумолимыми и алогичными обстоятельствами? Тебе только кажется, что ты на коне, на самом же деле ты окажешься в глупом и прискорбном положении.

Композитор Фаустас Латенас сочиняет для спектакля музыку, где соединяются стили и жанры разных эпох, использует трагическую и скорбную тему Генделя, которая ведет Эдипову историю через все времена. Хор представляют артисты Афинского национального театра Греции, и их многоголосное пение, очень сильное и красивое, задает спектаклю даже не возвышенную — скорее, человечную, демократичную ноту. Подвижные, эмоциональные греческие артисты к тому же, как уже было сказано, выступают здесь отнюдь не бесстрастными комментаторами. Перед нами обычное человечество с его коллективными желаниями и фобиями, с его здравым смыслом и одновременно неведением.

Эдип — Добронравов упрямо и темпераментно стремится продраться к сути, меж тем как Иокаста — Максакова мягко, совсем по-матерински уводит его от решительных действий. Он — сам порыв, она — в намеренно статуарной позе, будто некая опора, столп стабильной и упорядоченной до срока жизни. В ее пластике есть что-то величественное, в то время как в голосе — теплые, житейские, убаюкивающие ноты, и этот контраст очень важен. От диалога жены-матери с мужем-сыном невозможно оторваться, здесь-то и пульсирует главная мысль спектакля Туминаса: узнать и погибнуть или забыть и продолжать прежнюю жизнь?

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Иокаста раньше Эдипа понимает, что их судьба проиграна. Причем, проиграна не только воле слепого и злого случая, но и реальной воле ее супруга. Она сама прижимается спиной к серому боку безжалостного катка, который — и мы это уже видели — способен в любую минуту пуститься в путь. Он вскоре не заставит себя ждать. Взмахи черных крыльев, белые клубы дыма, и вот безжалостная махина уже катится вперед. Вновь появляются девчушки, хрупкие плоды проклятого рода. Они, верные наследницы упрямого Эдипова характера, изо всех сил откатывают трубу назад, а она с тупой неумолимостью движется обратно. И вот уже подхватила их невесомые тельца и увлекла в задымленную глубину.

В последнюю минуту спектакля труба нагло докатывается до края рампы. Короткий, в сущности, спектакль заставляет-таки непробиваемого современного человека задержать дыхание и сжаться в комок. В неотвратимой победе над индивидуумом злого и абсурдного случая (слово «рок» в его прямом значении нынче звучит как-то слишком высокопарно) слышится что-то до дрожи знакомое и родное. Но не оно примиряет тебя с действительностью. Примиряет то обстоятельство, что герой при этом сумел победить самого себя. От этой мысли реально становится легче на душе. Вероятно, это и есть катарсис?