Режиссер Ирина Керученко выпустила на Малой сцене Александринского театра удивительно красивую премьеру «Солнечный удар» по собственной инсценировке одноименного рассказа Ивана Бунина.

Рассказ «Солнечный удар» очень короткий: прочитывается за считанные минуты. Сотворить из этого целый спектакль — испытание и вызов профессии: известно, что прозу ставить в театре непросто. Но тем интереснее, кажется, было режиссеру и двум актерам. То, что у них получилось, абсолютно театрально, чрезвычайно подробно, скрупулезно, но при этом невероятно живо, изобретательно, изящно и талантливо.

Атмосферный и настроенческий этот спектакль, прежде всего, красив — сдержанной, благородной красотой. Художник Мария Утробина словно создавала дизайн интерьеров, достойный глянцевого журнала, и костюмы героев, достойные подиума, который, впрочем, имеется: уходит в зрительный зал, где стулья для публики «одеты» в небеленые льняные чехлы. Пространство сцены светлое, сплошь молочно-белое, как в легком сне.

История нечаянной встречи Прекрасной незнакомки (Юлия Марченко) и Поручика (Степан Балакшин) полна невысказанной тоски, душевного и физического томления, затмения сознания, что сродни летнему зною и означенному солнечному удару. Конечно, это романтика: плеск волн, гудки парохода, закаты и рассветы, крики чаек, вальсы и марши духового оркестра… Разумеется, это биохимия: порывы страсти сродни штормовому ветру. Без сомнения, это любовь: поначалу горячая, плотская, земная, в случайном каком-то захолустье, а затем — нежная и романтическая, несчастная и горькая, вся в тягостных воспоминаниях, оставляющая в сердцах обоих отчетливый шрам.

О любви и страсти рассказывают без малейшего даже намека на пошлость. Режиссерская и актерская работа здесь на недосягаемой высоте. Он — сама мужественность, энергия и напор: лихой и коварный обольститель. Она — сама женственность, трепетная, романтическая, стеснительная, такая внезапная, противоречивая вся. Игра дуэта нарочито иллюстративна. Так делают этюды — обозначая, показывая, демонстрируя, «рисуя» авторский текст и создавая текст сценический.

За полтора часа зритель как бы видит сон из трех частей: его и ее версия развития событий — и воспоминания о произошедшем. Он рисует водой на стене и рассказывает прямо, громко, четко, будто диктует. Она чаще подхватывает или повторяет реплики, заманивая, ускользая и как бы извиняясь за то, что ее не удержать — даже если в отчаянии прибить гвоздями к дощатому настилу ее туфельки и подол шуршащей юбки.