Московский Международный фестиваль спектаклей для детей пройдет в рамках Года Германии в России
Сегодня в Москве открывается очередной «Гаврош», посвященный немецкому театру для детей. Экспертным советом отобраны и приглашены в программу спектакли из Дрездена, Фрайбурга, Хамма и Берлина. В диалоге с ними — спектакли из Иваново, Самары, Саратова, Ростова-на-Дону и Москвы.
В программе «Гавроша»-2012 — несколько концептуальных направлений: «Классика в новом формате», «Маленький размер», «Дети в социуме», «Больная тема», «Премьера». Участников и гостей ждет также традиционно насыщенная спецпрограмма фестиваля (особенный интерес, на наш взгляд, представляет такой ее пункт, как документальный детский театр, проект международной драматургической программы «Премьера PRO»).
Всего же с 14 по 23 сентября, 5 немецких и 5 российских театров дадут около 30 представлений на сценах «Театриума на Серпуховке» и Театра им. Моссовета. Впервые на фестивале будет реализована «Московская программа», поддерживающая молодые театры столицы, в ней примут участие семь театров.
Подробно познакомиться с программой фестиваля можно здесь.
На третий день фестиваля в наличии минимум удивлений:
— «Сказки братьев Гримм» из Иваново – вполне известное в российских кукольных кругах произведение режиссера Елены Ивановой и художника Любови Сюткиной. Можно сказать, «ивановская классика», с тщательной стильной сценографией, качественной ироничной режиссурой и харизматиным актерским драйвом (который, разве что, слегка увял за несколько лет жизни спектакля, заслуживающего по всем параметрам долгой сценической жизни, но все-таки на сегодняшний день требующего «перезагрузки»);
— «Щелкунчик» из Дрездена продемонстрировал на практике первую строчку популярной некогда песни о русско-немецкой дружбе: «gleihe ziele fuhren uns zusammen» («нас ведут одни пути-дороги» в русской интерпретации). Очевидно, что театру для детей в Германии, так же, как и в России, избежать не удалось в полной мере ни казенно-социального администрирования (обязывающего занять в постановке наибольшее количество артистов), ни малосостоятельных попыток обновления языка путем небрежного применения приемов смежных видов сценических искусств (в спектакль, где крупнотелые дяди и тети всерьез играют детей, добавить по вкусу или его отсутствию: тени, куклы, маски, не обеспечив все это разнообразие конструктивным режиссерским решением). Словно бы и не осмеян (еще в позапрошлом веке, на чистом немецком романтическом языке) максимум театральных пороков, словно бы и не обязывает это наследие — наследников… Нельзя было не отметить такие трогательные «реверансы», как «Ой, мороз-мороз» из уст подгулявших на балу Штальбаумов-старших, бесспорно трепетное упоминание «культового детского» балета Чайковского, и качественную артикуляцию крестного Дроссельмейера, напропалую сыпавшего цитатами из Гете, Шекспира и, кажется, еще каких-то гениев мировой драматургии. Но даже артистичный тапер в изумрудном фраке, сопровождавший тоскливое повествование темпераментными классическими пассажами, действенности добавил не много. Увы.
— Пожалуй, первое интригующее впечатление фестиваля – сыгранная сегодня премьера Театриума, «Девочка, которая умела летать» по книге голландской писательницы Йоке ван Леуве. Как и положено, первое представление оказалось достаточно сыроватым, но несомненный рост молодого режиссера Ольги Сидоркевич (по сравнению хотя бы с давешним «Картонным человечком», который был представлен на одном из прошедших «Гаврошей») здесь очевиден, и очень хочется «не сглазить» — т-т-т. Литературный текст, как говорят создатели спектакля, представлен здесь практически совсем без купюр – и, нельзя не заметить, что короткая философская сказка обладает вполне достаточными для того действенными качествами. Ее персонажи абсурдны, трогательны и убедительно интересны друг другу – что и становится залогом искреннего зрительского интереса. Ожидаемо, но немножко неожиданно эффектно организовано художником Марией Рыбасовой сценическое пространство, задник и кулисы – из натянутой на увенчанные «игрушечными» скворечниками шесты –небесно-голубой сетки… Не менее очаровательны народные голландские мелодии, музыкальные рефрены, сопровождающие весь спектакль «вживую» (баян и гитара). В целом – тот замечательный случай, когда с любопытством ждешь возможности посмотреть уже «зрелый» вариант новой постановки.
— Саратовский «Велосипед с красными колесами», увы, не порадовал. Классическая заявка в жанре «тюзовского цирка» могла бы иметь право на существование, будь она обеспечена элементарной добросовестностью. Смотреть на то, как благодарную юную публику ставят перед необходимостью аплодировать небрежно сколоченной эксцентрике, обрамленной не слишком захватывающим сюжетом, и ритмично подзвученной «животворящим драйвом» — было бы слишком скучно, если бы не настолько печально. Тем более – на сцене Театриума, не так давно переименованного из «Театра клоунады». Где, как не здесь, должно быть особенно очевидно, что клоунада – весьма серьезное искусство, обязывающее «или священнодействовать, или…». Театрально-подкованные поймут)))
Вчера, в рамках спецпрограммы, берлинский режиссер и драматург Одетт Берзка рассказала о том, каков нынешний немецкий театр для детей, в чем его специфика и откуда растут его корни.
Падение берлинской стены произошло и в театральной жизни Германии. Точнее – над этим процессом немецкий театр до сего дня трудится. В последние двадцать лет там работают над слиянием опыта восточной модели (в ГДР советские политруки насаждали ТЮЗовские образцы, с колоссальными зданиями и огромными труппами, ориентированными на всяческую грандиозную массовость) и западной (где преобладала камерная студийность, активно включенная в европейские авангардистские эксперименты). Продукт типичной первой модели мы уже смогли наблюдать в программе «Гавроша» (его представил в виде упомянутого выше «Щелкунчика» дрезденский Театр молодого поколения, один из крупнейших в Германии), и, судя по нему, административные преобразования (сокращения штатов и площадей, привнесение новых интерактивных направлений, и т.д.) здесь пока еще не стали причиной тотальной смены взглядов на принципы организации детского спектакля. Тем более интригующим становится ожидание спектакля театра из Фрайбурга, представляющего западно-немецкую модель…
Любопытная для россиянина деталь: самое активное и очевидное влияние на процессы развития нынешнего немецкого театра оказывает… театральная педагогика. У нас это словосочетание ассоциируется, скорее, с уныло-тюзятской рутиной и более чем прикладной функцией (о том, что в концепции Брянцева педагогу в театре отводилась вполне творческая роль, мы давным-давно и обоснованно позабыли), в Германии театральный педагог – не только уважаемый профессионал, но и генератор социо-культурно-художественных концепций, оказывающих зачастую серьезнейшее влияние на репертуарную политику своего театра. И, если в нашей стране, на рубеже экономических эпох педагог в детском театре становился первым кандидатом на увольнение, в Германии при любом режиме он оставался важнейшим участником культурной политики государства. Последнее не скупится на театральные педагогические программы (важно: их изобретают и формулируют сами педагоги, а не «сидящие над ними» чиновники) – «воспитание зрителя» с младых ногтей здесь принципиально не является еще одним «честным способом отъема денег» разного рода торговцами и аниматорами у сопровождающих родителей. Средства в этот процесс вкладывают, и немалые, с полным сознанием его позитивной общественной функции – то есть, на будущее. В том числе и театральное.
19 сентября было посвящено спецпрограмме – спектакль «Почему Джон Леннон носит юбку» (компания «Классный час» и «Миникульт» — Россия, Ростов) был сыгран дважды в двух московских школах. Это спектакль-тренинг на основе психотерапевтической английской пьесы психолога и драматурга Клэр Доуи, посвященный проблемам самоопределения подростков, и предназначенный для воплощения в самой гуще произрастания своих героев, в школьном классе… О том, насколько успешно это удается, рассказала присутствовавшая на представлении З. А. России Евдокия Германова:
«Это психоделическая пьеса, и все в ней – язык, формулировки — четко сориентировано на ту возрастную аудиторию, для которой она играется. И играется в классе – так сказать, на вражеской территории.
Актриса, Ольга Кобец, сумела сразу захватить внимание старшеклассников, которые явно пришли просто так провести время… Но замерли, внимали, и были совершенно покорены тем, что в спектакле поднимаются темы, которые они сами боятся озвучивать. Не просто «носить или не носить юбку», а пользоваться или нет презервативами, выбор сексуальной ориентации и так далее. И ведь от этих тем не избавиться!
Важно и то, что это абсолютно интерактивный спектакль, и не каждый актер с таким справится. Мало того, в классе не было учителя, и школьники были раскрепощены, правда, не до конца.
После спектакля мы беседовали с ними. Оказалось, что на темы, заявленные в спектакле, подростки, увы, смотрят глазами родителей, учителей, средств массовой информации…Удивительно, что на вопрос: «А что, если вдруг ваши душа и сердце неожиданно вспыхнут от любви?», многие девочки ответили одинаково: «Нет, нужно расставлять приоритеты в жизни». Вы представляете, дети смотрят на то, выгодно ли это, престижно ли! Они заперли свои сердца.
Время диктует им, чтобы они держали свое сердце и свою душу под контролем, но мы все же постарались донести до них, что сердцу не прикажешь».
О спектакле Анатолия Праудина «Привет, Рэй!» — много слышала и читала, его привозили на прошедший «Арлекин», и заслуженно отметили в премиях… А вот увидеть его вживую, и получить от этого настоящее театральное удовольствие повезло лишь сейчас, благодаря «Гаврошу».
Впечатления еще очень свежи и оттого неконструктивны (так случается и с театральными критиками, чтобы там ни говорили))) Поэтому не удержусь, процитирую статью Татьяны Тихоновец из №66 ПТЖ, которого пока еще нет в архиве сайта:
«Истории в этом спектакле нанизываются, как бусинки. Как в детстве, здесь одинаково важно все — и смерть бабушки, и недостижимо прекрасная коробка из-под сигар, и рассказ об улыбках, и важные люди-сигары в шляпах. И, конечно, история о французской птице-глупице, которая так и не научилась петь в клетке. И убила своего птенца, поняв, что он никогда не сможет летать. История эта занимает важное место в спектакле. Она дается «на вырост» и детям и взрослым. Она печальная и может показаться даже жестокой. Но главное в том, как она рассказана. Без нажима и без нотации.
Никто никогда не говорит с детьми о том, что такое слезы. Хотя именно в детстве мы плачем часто и по очень серьезным причинам. Актрисы рассказывают о разных слезинках — велосипедных, газированных, больничных, о слезах от обиды и от радости. Целая классификация слезинок, которую хочется продолжить вместе с ребенком. И уходят они со сцены тихо, послав привет Рэю и нацепив на желтый зонтик и слезинку, и улыбку.
Эти маленькие, но чудесные театральные превращения, когда из пальца получается славная очкастая мордашка в панамке, а из мохнатого клочка — птенец, когда в картонных прорезях дерева поет птица, увлекают своей простотой и доступностью.
Безусловно, кажущейся. Но, во-первых, хочется немедленно начать играть и сочинять истории при помощи собственного воображения и домашнего скарба. А во-вторых, так важно, что тебя не подавляет и не оглушает роскошь «театра детской радости», до которой никогда не дотянуться ни тебе, ни ребенку. А до этого тихого, как будто домашнего театра дотянуться можно. По крайней мере хочется попробовать»
Спецпрограмма: документально-художественный проект «Детство нового героя» и мастер-классы.
Светлана Кочерина, представлявшая эскизы спектаклей, созданных на материале конкурса «Детство нового героя», отметила две проблемы современного театра для детей:
— во-первых, драматурги создают пьесы детского репертуара, под огромным влиянием очень старомодных стереотипов. Зачастую они ориентируются на самые старомодные, в негативном смысле, форматы высказывания – игнорируя изменения менталитета и реалий сегодняшней жизни, обращаясь куда больше к самим себе (а то и к своей первой учительнице), чем к нынешним детям;
— во-вторых, режиссеры, даже воплощая вполне прогрессивные по форме пьесы, тоже очень часто склонны делать это в очевидно устаревшей форме…
Поэтому, среди главных целей своей работы они видит преодоление этих тенденций.
Что же касается представленных эскизов, то они вполне остро поставили и другие, характерные для детского театра, проблемы… Например: всепроникающую речевую «манерку», в которой стремятся работать очень многие исполнители детского репертуара, ориентируясь частью на ведущих MTV, частью на те самые, ненавистные каждому ребенку, сладко-сюсюкающие интонации. Не менее проблемным видится воплощение образов детей на сцене: возможно ли в подобном случае создание взрослыми дяденьками и тетеньками «полноценной» роли по законам психологической школы, или все же требуется хотя бы некоторое ироническое остранение? Опыт показывает, что второе – весьма редко, а первое – привносит в действие близкий к клиническому оттенок.
Что было безусловно интересно, так это обращение организаторов к жанру «вербатим» и открытость драматургического проекта своим будущим зрителям. Четыре из пяти представленных пьес были созданы в соавторстве с маленькими сочинителями, а во время коротких перестановок между эскизами зачитывались тексты интервью, в которых дети отвечали как на вечные, так и на самые остроактуальные вопросы – по-своему, устами младенца, пытаясь высказать самые важные для себя истины.
Вот здесь – более подробно о том, как это происходило: http://main.teatrium.ru/tabid/375/ArticleId/1849/Default.aspx
Мастер-классы давали одновременно в двух аудиториях два профессионала из Германии, участники спектакля «Класс-класс» (берлинский театр Штраль). Можно сказать, что в одной комнате московские тинейджеры учились создавать визуальную, а в другой – шумовую часть спектакля. Выражать эмоции (от благостного спокойствия до физической боли) не лицом, а движением тела (будь то жест или походка) – необходимое условие театра масок – показали актрисы Анна-Ребекка Дюштерхофт и Данна Шмид.
Что такое «битбокс», и как с его помощью создать целую звуковую картину, продемонстрировал Мандо — чемпион Европы по этому наимоднейшему направлению молодежной культуры — настоящий человек-оркестр, получивший классическое образование в высшей музыкальной школе Берлина, а теперь с легкостью воспроизводящий собственным голосовым аппаратом хоть звук летящего вертолета, хоть хруст ветки под ногой.
Честно говоря, оба этих урока были бы не лишними и для профи — но мастера поставили очень жесткое условие: в аудитории приглашать только подростков, как самую прогрессивную и перспективную часть театральной публики)))
Еще один хороший спектакль на «плохую» тему: «А дедушка в костюме?» (Teater in Marienbad, Фрайбург). У малыша Бруно умер дедушка – любимый дедушка, который мечтал о путешествиях, был настоящим другом и знал обо всем на свете. Увы, теперь невозможно, по старой привычке, прибежать к нему с вопросом: почему люди умирают, и что такое смерть?
Бруно в спектакле – это смешной, весьма условный большеголовый человечек с красными волосами, одетый в клетчатый комбинезончик. Час с небольшим от его имени с нами беседует симпатичный брутальный дяденька (Кристоф Мюллер — настоящий немец: бритая голова, белая рубашка, уверенная несуетная пластика, отчетливая речь))) Ему подыгрывает негромкая скрипка в руках другого дяденьки, совсем немногословного (односложно отвечающего от имени старшего брата Бруно). Посередине камерной сцены, на этаком «кульмане» — большие листы с картинками-иллюстрациями (это действительно иллюстрации из книжки Амели Фрид, по которой поставлен спектакль). Перелистывая картинки, рассказчик вместе со своим героем проживает целый год без дедушки, проходит все эмоциональные этапы: от удивления и гнева, до принятия потери и обретения новых интересов в жизни. Задушевно, правдиво, деликатно.
Совсем иное дело – «Петя и волк» из Берлина, который играли на большой сцене. Тут – иронически-образовательная завязка, переходящая в целое визуально-пластическое полотно. Сначала два артиста рассказывают юным зрителям о музыкальных стилях (от кантри до оперы, включая фламенко, хэви-металл и т.д.), иллюстрируя эту полезную информацию собственным исполнением, весьма ироничным, разумеется. В этих фрагментах мы заодно знакомимся и с героями музыкальной сказки Прокофьева (жаль, что понять это смогли лишь те, кто хотя бы немного германоязычен). Затем, повествование переходит к Рассказчице (текст читает женский голос на русском), а сцена преображается в волшебный лес (посредством проекции), в котором разыгрывают историю о победе над волком куклы-силуэты (ими орудуют те же два артиста), раскрашенный флуоресцентными красками… Да: прокофьевские мелодии здесь представлены в весьма смелой электронной интерпретации, знакомых оркестровых духовых мы не услышали.
Что такое «Аш два о» (Helios teater, Хамм)? Скажем так: АХЕ для самых маленьких, в самом изобретательном, позитивном, и одновременно лиричном варианте. Около часа очаровательного экспериментального перформанса – и опять на сцене исключительно мужчины! Опять симпатичные, доброжелательные, и очень хорошо владеющие тем нелегким делом, за которое они взялись – игровым общением с малышовой аудиторией. И, кстати: взрослая часть аудитории не меньше детской была зачарована и музыкой бьющихся о стекло капель, и полетом сверкающих брызг, и отражениями водяных кругов на экране-заднике, сделанном из белых банных полотенец…
И уже совсем напоследок, по возвращении в родные пенаты:
«Класс-класс» (Театр Штраль, Берлин) ожидаемо стал мощной позитивной «точкой», можно сказать — триумфальным финалом. При некоторых спорных композиционных моментах (сценический сюжет, построенный как череда эксцентричных эпизодов-этюдов, все же требует более сжатого времени и четкой организации), невозможно было не поддаться заразительной пластической и музыкальной иронии! Действию без слов аккомпанировал уже упомянутый Даниэль Мандолини (он же — знаменитый битбоксер Мандо, здесь задействовавший и свое классическое музыкальное образование, лирическим мизансценам сопуствовало живое звучание гитары).
Персонажи-типы-маски продемонстрировали поистине яркую (не побоюсь банальности) пластическую вырзительность. И гениально-простое решение постановочной проблемы: артисты с недюжинным сценическим опытом (кое-кто из них — вполне солидного возраста) и в прекрасной физической форме, играли школьников, «прикрывшись» смешными, «мультяшными» по стилю, масками. Творческая зрелость исполнителей не вступала в противоречие с их внешним обликом (как часто случается в детском театре), а уж подвижности, темперамента и органики им и у тинейджеров было не занимать!
Задача, которую поставили себе создатели «Класса»: рассказать о том, что происходит в школьной аудитории в течение дня, с одной стороны — зрелищно благодарная, с другой — непростая, предъявляющая особый большой счет к языку, на котором эта история будут рассказана. Не побоявшись отказаться от соблазнительных для большинства актеров и постановщиков «психологических» методов, здесь прибегнули к эксцентрике и шаржу, от чего действие нисколько не потеряло в драматизме, скорее — наоборот. Драматизм приобрел четкие очертания, которые позволили ему быть прочитанным сидящими в зале подростками. Театр типов предстал как весьма высокое мастерство, способное дать зрителю сразу несколько планов восприятия: от самого поверхностного узнавания в героях себя и своих одноклассников (каждая ситуация задевала за живое, о чем свидетельствовали многократные реплики в зале), до виртуозного цитирования милых сердцу и взрослого киномана мотивов (вроде хрестоматийного леденящего дыхания Дарта Вейдера, исходящего от невидимого, но ужасного препода), и, конечно же, — восхищения пластическим искусством и мизансценической изобретательностью (на то, до какой степени органики способно актерское тело способно «срастись» с маской комично преувеличенного масштаба — залюбуешься).
Концептуальные особенности спетакля стоило бы принять к сведению многим творцам «детских жанров» : в обращении к юной аудитории особенно важна ясность высказывания, четкая его форма — образная, а не вербально-назидательная. И актуальнее здесь даже не наличие или отсуствие спорных моментов, а та интонация, которая позволит спекталю быть принятым, заслужить доверие зрителя, неимоверно чуткого к любой фальши. В том числе и художественной)))