РЕЗУЛЬТАТИВНЫЙ НАТАН

«Натан Мудрый». Пьеса С. Саксеева по мотивам Г. Э. Лессинга.
Московский еврейский театр «Шалом».
Режиссер Петр Шерешевский, художник Фемистокл Атмадзас.

В 1897 году, к столетию пьесы немецкого писателя Лессинга «Натан Мудрый», в России сразу два издательства выпустили ее в разных переводах. «Одновременное появленіе двухъ изданій русскаго перевода „Натана-Мудраго“ лучше всего говоритъ о томъ вниманіи, какое это безсмертное произведеніе обращаетъ теперь на себя. Мы думаемъ, что наболѣвшій въ Россіи вопросъ о необходимости вѣротерпимости съигралъ въ данномъ случаѣ вполнѣ опредѣленную роль. Послѣ средневѣкового мрака, навѣяннаго миссіонерскимъ съѣздомъ въ Казани, общество инстинктивно ищетъ свѣжей мысли, дуновенія свѣжаго духа, и гдѣ же болѣе, чѣмъ въ „Натанѣ“, можетъ оно найти его? Сто лѣтъ прошло съ тѣхъ поръ, какъ это величественное завѣщаніе свободной души и безграничной любви къ бѣдному, заблудшему человѣчеству вылилось изъ-подъ пера Лессинга, — и, кажется, будто теперь только написано оно, будто безсмертный творецъ его хочетъ отвѣтить призывомъ къ добру и правдѣ на слова ненависти и изувѣрства».

Сцена из спектакля.
Фото — Владимир Луповской.

Третий Всероссийский миссионерский противораскольничий и противосектантский съезд, прошедший в Казани в 1897 году, вошел в историю как Темный, на нем была сформулирована идея борьбы с сектантством как с антиправославной и антигосударственной заразой, а среди мер, рекомендуемых для духовного оздоровления общества, попадались столь крутые, как исправительные лагеря для особо закоренелых.

Увы, ни доступность пьесы в России, ни качество немецких изданий, на которые, по свидетельству современников «нѣмцы не жалѣютъ ни труда, ни денегъ», не помогли ни на йоту изменить человечество. Пьеса о веротерпимости и толерантности была написана Лессингом после того, как религиозное начальство запретило ему заниматься публицистикой, и тогда он обратился к театральному жанру, изобразив в фигуре еврея Натана — мудрого и уравновешенного мыслителя, принадлежащего в то же время к самому гонимому и всем чуждому племени, — самого себя и своих единомышленников. Сюжет Лессинг погрузил в древность, действие происходит в условном Иерусалиме, в начале XII века, когда город находился под властью мусульман, за него сражались христиане, а евреям лишь разрешалось заниматься торговлей и финансами.

Представителей трех религий автор свел в одном месте и объединил кровным родством, чтобы показать условность конфессиональных различий. «Все люди братья (и сестры)» — такой прямой вывод делает драматург в финале своего манифеста о веротерпимости, в котором доказывает, что человек прежде всего человек, а уж потом еврей, мусульманин или христианин. Гуманизм Лессинга для просвещенных граждан России долго оставался идеалом. Даже нарком просвещения правительства большевиков Луначарский посвятил пьесе цикл лекций: «Эта пьеса мало сценична и в театре скучновата, но до такой степени насыщена благородными идеями, такая светлая, что не удивительно, что ее причислили к величайшим шедеврам мировой литературы».

Сцена из спектакля.
Фото — Владимир Луповской.

Однако, как бы благородно ни звучали призывы Лессинга, мы, люди современного мира, не можем отнестись к ним всерьез — слишком многое доказало нам, что идеализм не работает, и что есть нечто в природе человека как социального животного, что мешает принять мудрость его заветов к исполнению.

Петр Шерешевский, взявшись за постановку знаменитой пьесы в театре «Шалом», не смог, по обыкновению, оставить текст без изменений, поэтому сделал свой вариант сценария, в котором сильно сократил и осовременил Лессинга, сохранив, впрочем, весь сюжет, включая примирительный и благостный финал. Но теперь история мудрого еврея, усыновившего христианскую сиротку, выглядит скорей пессимистично. Никакой силы за Натаном нет, никого не интересует его благородная риторика, все персонажи заняты собой, своими интересами, страхами и борьбой за власть. Старые идеалы просвещения одряхлели, и хотя ничего другого не пришло им на смену, они, увы, больше не вдохновляют. Люди по-прежнему подавляют друг друга, власть тиранствует, бедные страдают, а добрые подвергаются преследованиям. Сентиментальность и страсть к развлечениям, эгоизм, нарциссизм, догматизм — эти на своих местах. А мудрость, любовь и доброта редки по-прежнему.

На сцене — что то вроде автомастерской, это цех по переработке старых покрышек. Нельзя не оценить иронии — современная культура давно уже перерабатывает старые смыслы и идеи, получая из них новые продукты, иной раз вполне полезные. Но все же вторичные. Покрышки в декорации художника Фемистокла Атмадзаса служат и для мебели — на них сидят, лежат, а в сцене морального шантажа, которому султан подвергает своего министра финансов, они метафорически душат несчастного в своих резиновых объятиях. В костюмах есть восточные мотивы, но под рясой патриарха или плащом храмовника видны современные одежды. На экране, который, как всегда у Шерешевского, показывает крупные планы лиц, на этот раз просто рембрандтовский колорит, цвет и свет в исполнении Дмитрия Зименко (Митрича) превращают происходящее в настоящие картины. Много музыки — композитор Ванечка, постоянный соратник Шерешевского, миксует все со всем, включая битлов, и сочиняет зонги на тексты антрополога Юваля Ноя Харари. «Благодатный трип в трех действиях», как обозначил жанр представления драматург Семен Саксеев (под этим псевдонимом скрывается сам режиссер), развлекает публику всеми театральными средствами. Горечь разочарования скрыта весьма искусно, но все же она есть, и это чувство, на мой взгляд, — главный смысл и содержание спектакля.

Сцена из спектакля.
Фото — Владимир Луповской.

Еврей в спектакле всего один — это Натан в исполнении Дмитрия Уросова, замечательно передающего усталость умного человека от понимания мироустройства. Этот Натан хорошо знает, как опасно вступать в контакт с могущественными людьми, и потому заранее запасается всеми возможными справками и доказательствами, он умело играет на слабостях и умеет выбрать правильный тон переговоров, но все равно опасается за последствия. Ему все время приходится рисковать, но он хочет сохранить достоинство, если повезет — имущество, но главное — спасти то, что осталось ему после очередного погрома: любимую дочь.

Султан Саладин и его сестра Зитта (Евгений Овчинников и Карина Пестова) отвечают за комедийную часть представления. Полководец Саладин, раздавший за шесть лет правления казну султаната беднякам, в пьесе Лессинга — положительный герой. У Шерешевского — это неуравновешенный тип, с припадками почти безумной маниакальности, зависимый от рассудительной сестрицы, инфантильный и безответственный. Из пьесы Лессинга умело извлечены реплики, обличающие нравы султана и его сестры, так что образ царственной четы, играющей людьми и ресурсами, как куклами или шахматными фигурами, получается весьма убедительным. Собственно, почти все остальные действующие лица являются их кровными родственниками, и всем свойственна та же припадочная страстность, из-за которой поступки оказываются импульсивны, а последствия непредсказуемы.

Христиане в пьесе наименее симпатичны — что объясняется конфликтом Лессинга именно с этой конфессией, — но в спектакле христианка Дайя в очень ярком исполнении Янины Хачатуровой выглядит типичной кормилицей, заботящейся о своей питомице, а потому ее предательство совершается из лучших побуждений. Вообще эмоции людей важнее разума, и потому мудрый Натан не очень полагается на убеждения и права. Он действует иначе — через визуальную агитацию, и в конечном счете побеждает. Танцуют все, никаких трагедий, никого не сожгут, не убьют и не уничтожат. На этот раз. Только однажды.

Сцена из спектакля.
Фото — Владимир Луповской.