«О добром и прекрасном».
Театр современного танца «всем телом» (Москва).
Авторы и исполнители Никита Петров и Александр Шуйский.

Домик во дворах Садовых улиц. Подвал. Небольшая темная комната. На сцене нет света. Единственный фонарь направлен в зал. От его холодного диагонального свечения кажется, что сцена затянута тонкой тканью, маревом. На полу — видавший виды, но аккуратный ковер с узором. Детский ковер. Неловкий сухонький стул. Большой заяц с длинными ушами. И в центре, на ковре — фонарь-калейдоскоп. Отбрасывает уютные тени. Он не может прорвать темноту, но кажется, что места, до которых дотягивается его маленький свет, теплеют. Входит мужчина, чем-то напоминающий плюшевого медведя. Ложится. Старомодная табличка в углу: «конец». Начинаем.

Сцена из спектакля.
Фото — Маргарита Денисова.

Театр современного танца «всем телом» — маленький, независимый, храбрый и честный — выпускает не первый спектакль, в котором разбирается со сложностью человеческой натуры. Дуальность, полярные порой состояния — одна из магистральных тем команды. И в то же время «О добром и прекрасном» — самая их прямая постановка на сегодня. И самая обманчивая.

Начать с названия. «О добром и прекрасном» — цикл писем Дмитрия Лихачева, высокоморального интеллигента того старинного, наивно-прекраснодушного типа, который сейчас кажется слишком ясноглазым. Простые, человечные мысли без второго дна, шокирующие в своей уверенной правоте. «О добром и прекрасном» танцевальные — если не противоположность, то вариант наших дней, со всеми недостатками и трещинами времени. Правильнее назвать постановку пластически-драматической: текст, который произносит Никита Петров, занимает такое же важное место, как движение. Это набор сперва безусловных тезисов. Человек дуален. У человека есть сердце и есть разум. У человека есть право и лево. Право правó, а левое левó (зал сдавленно прифыркивает от смешка). Но чем дальше развивается мысль в тексте, тем завиральнее, манипулятивнее она становится. Противопоставления начинают терять смысл, обманывать или переходить в жанр «перестали ли вы пить коньяк по утрам», навязывают утверждения и образ. Слова рисуют человека двойственного, сложного — но все более и более искривленного, схваченного недобрым, несимпатизирующим взглядом. Слова в «О добром и прекрасном» — правы и врут без оглядки.

Сцена из спектакля.
Фото — Маргарита Денисова.

Может быть, искренно тело, партия которого во многом принадлежит Александру Шуйскому? Снова — да и нет; не совсем. Спектакль начинается с длинного соло в партере, построенного на мотиве дотягивания, ползания. Мышцы работают, но больше не служат опорой. Человек падает, пытается встать, пытается куда-то добраться — но остается полулежачим. Жесты можно считывать как растерянные (длинное застывание на полу у стены со стеклянным взглядом), ищущие тепла (обнять кого угодно — хоть игрушечного зайчика с косыми злыми глазами), — но когда на сцене появляется второй участник, живой человек, с которым можно установить контакт, персонаж Шуйского вцепляется зубами ему в руку. Тело ищет опоры — и избегает ее, ищет другого — и защищается.

Человек в «О добром и прекрасном» и впрямь дуален. Но не так, как предлагает текст спектакля. Человек здесь уязвим и не готов разделить это, потерян и не пытается обнаружить себя под взглядом другого.

Впрочем, это лишь одна из тем; постановка «всем телом» поднимает их немало — тезисы возникают и пропадают, обрываются, оказываются заслонены другими. Путь, который предлагает пройти команда, напоминает изменчивый свет присутствующего на сцене калейдоскопа: настроение одно, а картинки переливаются. Ощущение безопасности, детство как навязчивый предмет ностальгии, давящая растерянность, разбитая, невозможная коммуникация, навязанные установки, сложные чувства относительно категорий, которые близки и изменили смысл, природа и механизм насилия — лишь часть облака тэгов спектакля.

Сцена из спектакля.
Фото — Маргарита Денисова.

«О добром и прекрасном» так же дуален, неоднозначен, как его текст; и в то же время интонационно это — прямолинейный спектакль, суть которого заложена в названии. Работы «всем телом» давно отличала теперь уже распространяющаяся в российском танце интонация — эмпатичная, внимательная к человеку во всех проявлениях, не осуждающая, не оценивающая, предлагающая побыть вместе и подумать. В «О добром и прекрасном» работа с телом и словом проявляет расколотость сегодняшнего человека, полярные состояния души — и в то же время постановка завершается тихим единением, дает надежду. Все мы неидеальные, но все же добрые люди, способные оказаться рядом. Даже если этому предшествуют укусы и морализаторство.