Фельетоны, эпиграммы, пародии как жанры театрально-критического разбора почти отсутствуют сегодня на страницах периодических изданий, освещающих театральный процесс. Эго в значительной мере обедняет содержание современного театроведения, тем более что развитие этих жанров критики могло бы сталь продолжением замечательных традиций русской критической мысли XIX века, когда именно в этих жанрах зачастую появлялись глубокие и всесторонние разборы спектаклей.

В 60-е годы прошлого века "фельетон имеет такое влияние на театр и на самое общественное мнение, симпатиями и антипатиями которого в большей или в меньшей мере обусловливается судьба тех или других явлений на театральной сцене, — что нельзя, говоря о театре, умалчивать о фельетонах"¹, -писал один из рецензентов прошлого столетия.

Ярким тому примером может служить судьба спектакля "Расточитель" по пьесе Н. С. Лескова (М. Стебницкого), премьера которого состоялась 1 ноября 1867 года в Петербурге.

"В среду шел на Александринской сцене "Расточитель", а в воскресенье фельетонисты почти всех до одной петербургских газет уже произвели свой неумытный суд с шутовскою пляскою и трезвоном"².

Насколько единогласными, неистовыми и действенными были фельетоны, встретившие премьеру "Расточителя", можно представить себе, прочитав мизерную часть их, публикуемую в нашем журнале.

Не поздоровилось всем: актрисе Е. М. Левкеевой, взявшей пьесу в свой бенефис; дирекции императорских театров и Главному управлению по делам печати, беспрепятственно допустивших "Расточителя" на сцену; и больше всех — автору, написавшему не только драму, но и положительную рецензию на нее.

"Петербургская газета" 5 ноября 1867 года (через четыре дня после премьеры!) публикует фельетон своего театрального критика, скрывающегося за псевдонимом "Саша" под названием: "Расточитель", трагедия со взрывом М. Стебницкого".

"1 ноября. утро. Драма "Расточитель" идет в бенефис любимой актрисы, г-жи Левкеевой… Что она действительно любимая, это уж видно из того, что дирекция ее бережет ужасно, ничего ей играть не дает, одну роль в год даст, порадуй, мол, любимая, почтенную публику. Деньги за то ей большие платит. А как играет! Выйдет на сцену, так публика вся так и притихнет, не то чтобы аплодисменты, нет, а сидит, даже не шелохнется, верно, слово проронить боится, уйдет, со сцены, публика опять хранит гробовое молчание; полагаю впечатление хорошее шумом нарушить боится. А какое разнообразие ролей! по названию: сегодня баба, завтра купчиха, послезавтра барыня, и все одинакова!.. Добилась дирекция устройства таких актрис, что ко всяким ролям подходят…

Левкеева и Стебницкий — два дорогих имени, как же не идти в театр. Нужды нет, что дорого, белье заложу, а поощрю.

Вечер.

Ожидал у кассы давки, ничуть не бывало, пусто, хоть шаром катай. Несчастий не было, если не считать, что мужик барыне ножку отдавил, да один купец плюнул на дороговизну билетов.

Полночь.

Я в восторге, читатель! Если ты дорожишь моими фельетонами, держи меня или за руки, или за ноги, держи, впрочем, за что хочешь, а то я сейчас улечу на седьмое небо. Экая драмища! Экая драмища! Экой талантище! Экой талантище! Даже не по плечо подходит. Жаль, что афиша не расписана, а то бы так:

Расточитель, или
Все из-за клубнички.

Жалкая трагедия в 5-ти действиях М. Стебницкого, с пожаром, и отравлением, с плясками и блаженным, с песнями и бенгальским огнем.

Действие 1. Ужасно, ужасно, ужасно!

Действие 2. Опека, опека, опека!

Действие 3. Обморок с Нильским, или вальс г-жи Струйской I-ой и Левкеевой единственной.

Действие 4. Страшное дупло, или ужасный самовар.

Действие 5. Слепая впотьмах, или вынос мертвого тела на сцену…

Принимаюсь за изложение самой трагедии, хотя, подобно Белинскому, робевшему перед разбором "Евгения Онегина", и я падаю до ног г. Стебницкого, ибо млею, таю и содрогаюсь пред столь ужасным талантом, каким обладает Стебницкий, сотрудник "Литературной библиотеки" и "Отечественных записок"…

…Марина в ящик с мышьяком, давай его горстями есть. Молчанова принесли на сцену… Общая смерть. Конец. Сцена освещена бенгальским огнем…

Одни кричат: автора! другие: не надо! Бенефициантка кричит: сбору никакого! Сумятица всеобщая! Занавес опускается.

Автор кланяется из ложи, я со страху бегу из театра".

Тот же Саша "выносит приговор" автору пьесы в более позднем своем фельетоне:

"В наказание за эту драму мы предлагаем поступить с автором так: толкнуть его в дупло, в руки блаженного (д. ІV, сц. VІ), чтобы тот держал его, не позволяя ему более сочинять драмы" (Саша. Наше житье-бытье. Зритель и его отношение к драме Стебницкого "Расточитель" -Петербургская газета, I867, I4 ноября, c. I-2).

Анонимный рецензент московской "Искры" настолько был потрясен "Расточителем", что сочинил пародию в стихах, разработав свою версию написания Лесковым современной драмы.

"Прошу читателя вообразить письменный стол драматурга, заваленный необходимыми аксессуарами для русской драмы: сводом законов, учением о ядах, словарем Даля и трактатом о почечуе…

МЕЛЬПОМЕНА.

Теперь же на пять актов зверских
Кроши эффектную лапшу,
А я отсюда на курьерских
К Дьяченке в Харьков поспешу!..

ДРАМАТУРГ (с пафосом)

Тут будет все: пожар,
Тьма драматических нерях:
Доносчик лях, купцов орава
И сумасшедший в волдырях!..

Далее: переименовав всех героев драмы, с учетом основных черт характера, выписанных Лесковым, автор фельетона, перекладывает в стихи сюжет пьесы.

Лишь некоторые диалоги мы приводим из этого "Приключения с русской драмой "Сарданапал-расточитель"

ЖУАHOB. (У Лескова — Князев).
Милая утица,
Глянь-ка глазком:
Страсть баламутится
В сердце моем!..
Слаще ты патоки,
Птица-сирень…

Юлия (Марина).
Я не глупа-таки…
Прочь, старый хрен…

Действие 5

Подземелье, в котором хранятся разные фабричные материалы. На куле с охрой сидит истомленная Юлия Махалова и скорбит. Слышен вой бури. Часть свода проваливается. Сцена наполняется мусором, из которого карабкается слепая старуха, мать Юлии.

СЛЕПАЯ протирая глаза
Ишь ты, буря как озлилась…
Что за дьявольская ночь.

(Сослепу натыкается на Юлию)

Я случайно провалилась
И нашла родную дочь!..

ЮЛИЯ
От любовных ков ушла я
И здесь спряталась, как тать…

(С достоинством)

Славься сим, моя слепая,
Но находчивая мать!..

Марина… проглатывает шесть унций и одну драхму мышьяку и запивает его баварским квасом фабрики Красавина" ("Искра", 1867, № 42, 5 ноября, с. 510-513).

Не обошли фельетонисты и тот факт, что автор пьесы написал анонимную рецензию, в которой хвалил спектакль, поставленный по собственной пьесе. С. Д. Полторацкий на страницах все той же "Искры" выступил с эпиграммой "Российский драматург" (a là Гейне):

"Пятиактную пьесу я для сцены написал,
Вот в которой еще русских всех ворами обозвал,
Где еще один актерик, в роли хитрого купца,
Был так жалок, вял и горек от начала до конца.
После многих репетиций в бенефис она пошла…
Рецензенты порешили, что трагедия пошла.
Все, от мала до велика, отнеслись к пиесе зло:
Все в трагедии, мол, дико: и пожар-то и дупло…
Словом, дельную пиесу разбранили просто в пух…
От журнальных этих боксов и отек я и опух…
Да, досталось. Заступился за пиесу лишь один
Предобрейший, премилейший, преумнейший господин:
Моему произведенью расточил он тьму похвал…
Aх, с каким бы наслажденьем я его расцеловал!
Но, к несчастью, невозможно мне прильнуть к его устам:
Господин, меня хваливший за трагедию — Я сам!"
(С. П. Российский драматург (Гейне). — Искра, 1868, № 2, 14 янв. C.28).

Немного раньше на страницах другого московского журнала — "Будильник" — появилась заметка "Еще о сочинителе":

"Некто сочинитель написал кровопролитную трагедию "Раздражитель", по малом времени сам написал критику на сию трагедию, которую весьма усердно похвалил. Сие бесстыдство сочинителя было обнаружено его знакомыми, и один из них вопросил сию шишимору: -"Правда ли то, сударь, что вы одною рукою пишете с о ч и н е н и я, а другою — к р и т и к и на те свои сочинения?" -"Клянусь честью!" -воскликнула шишимора с негодованием, сие есть подлая ложь, прошу вас тому не верить, ибо я и то и другое делаю о д н о ю рукой". ("Будильник", I867, l 50, 29 дек., с.420).

Последствия шквала критики, обрушившегося на "Расточителя", были весьма серьезны. Николай Семенович Лесков не написал больше ни одной пьесы.

Сколько "шедевров", коими полна наша сегодняшняя сцена, гораздо больше "Расточителя" заслуживают подобного отношения! И тем не менее они мирно существуют на театре, в то время как критика под лозунгом: "А то еще обидится кто…" дотошно и хладнокровно выискивает в них хоть какие-нибудь достоинства.

1Театральная хроника. Русский драматический театр. -Литературная библиотека, 1867, т. ХI, кн. I-2, с.267.
2Там же. С. 249.