(25.11.1938 − 13.06.2025)

«Кто хочет сидеть с Фасман?»

Фасман была детская фамилия Ирины Григорьевны Мягковой.
Этот вопрос задавала послевоенному московскому классу ее учительница, девочки смеялись и прятали руки за спину.

«Чужая так чужая» − написала Ира в своей книжке «Чужая девочка».

13 июня Ирина Мягкова ушла от нас, прочертив свой жизненный круг.

Ирина Григорьевна Мягкова.

«Я!
Я хочу сидеть с Ирой Фасман!» − шепчу ей вслед, хотя говорила это, слава богу, и при жизни.

И не соглашалась с ней в том, что она прожила жизнь «чужой девочкой». Единственное, в чем я с ней не соглашалась.

Потому что за что бы она ни бралась, какую территорию бы ни осваивала − везде была очень своей, необходимой, прекрасной, остроумной, живой и настоящей.

Будь то театральная и кинокритика, культура Европы и Азии, французский театр, румынское и вьетнамское кино, фестивали и лаборатории, литературный перевод…

Французская литература озвучена Ириным голосом. Например, герои Альбера Камю, Эрика Эммануэля Шмитта, Флориана Зеллера (но далеко не только их) заговорили с нашей сцены по-русски благодаря Ире.

Но у нее и русский язык уникальный. В нем, как в заветной шкатулке, хранится столько серебра. Ума, артистизма, сердечности…

Ее книгу «Чужая девочка» я прочла на одном дыхании, и мне она сильно дыхания прибавила.

«На одном из первых уроков учительница опрашивала класс про отцов: кто был на фронте, кто где работает и т. д. И все получалось так, что мой отец ни под какую категорию не попадал. А участвовать-то хотелось. И я тянула, тянула руку, а она все не спрашивала и не спрашивала. Пришлось выкрикивать:
− А мой папа в лагере, а мой папа в лагере…»

Ее отец, между прочим, самостоятельно освоил игру на кларнете и саксофоне, и в лагере собрал концертную бригаду. То есть его музыка звучала там, где ее было быть не должно.

У меня вот оба деда сидели в лагере.

Но, в отличие от Иры, я об этом никогда не выкрикивала, что говорит о том, что бесстрашия и свободы в ней было побольше моего. Хотя мои школьные годы чудесные были точно более вегетарианскими.

В книге она описала свою квартиру детства, которая ее воспитала. Огромная московская коммунальная квартира на углу Златоустовского и Лучникова переулков. Благодаря ей это у меня один из любимейших сердцу адресов. Адресов не моей жизни, но время, не мною прожитое, Ира описала так, что эта жизнь и люди 1930−1940-х годов приблизились и стали бесконечно, не по-книжному родными.

Ну в самом деле, как не взять ее в сердце? «Нашу 62-ю квартиру»?
Софи Захаровну «с ее дореволюционной респектабельностью и знанием этикета». Илью Савельевича «с его просветительскими замашками. Стоило ему услышать по радио что-то особенно стоящее, он тотчас выходил в коридор и объявлял всем соседям: „Включайте, Лунную исполняют“».

«У Льва Ивановича была большая библиотека, главным образом, − поэтическая. Но были и альбомы по искусству, классика, современная зарубежная литература. Единственный из тех, кого я знала, он был подписан на юбилейное Полное собрание сочинений Льва Толстого в ста томах…

Он первый заставил меня ответить на вопрос: что главное в жизни? Я ответила: любовные романы. Он возразил: работа».

Сто томов Толстого, Ира! Только тебе, фантастическому книгочею, одолеть под силу.

Так любовь или работа?! И мы же не стали выбирать, ведь правда же?.. «Довольна ли я своей судьбой? Ведь надо признать, что карьеру я не сделала: ни должностей, ни постов никогда не занимала».

Ира! Драгоценная! Что карьера супротив судьбы?! И что должности супротив твоего честного имени? Честного и веселого твоего имени: все вспоминающие тебя вспомнят прежде всего твою улыбку.

Лев Толстой (с его-то ста томами…) говорил, что человек сильнее всего раскрывается в том, как он улыбается. Ирина Григорьевна Мягкова улыбалась невозможно заразительно.

Как-то прислала мне фото, попрошу «ПТЖ» его напечатать: «Раньше никак не удавалось воспроизвести эту редкую фотографию (на репетиции „Тартюфа“ в МХТ, 1983), где все УЛЫБАЮТСЯ и счастливы! Это я их так рассмешила…»

Это правда, Ира может рассмешить даже в тяжелой ситуации.

Вот и Эфрос с Крымовой смеются вместе с ней, хотя времена не лучшие. Через год он покинет Малую Бронную. Но на Ирином фото ВСЕ ТУТ, и у всех беспечная улыбка до ушей, и все счастливы, благодаренье снимку.

Еще Ира открыла мне заветное слово «хонтология». Пришлось гуглить.

«Хонтология (hauntology) − слово, заимствованное у философа-постмодерниста Деррида и образованное от корней «привидение» и «онтология», то есть примерно «бытие духов». Суть − звуковые эксперименты с целью услышать шумы прошлого, придать музыке особенное глубинно-мистическое значение.

В общем, эта хонтология − наше все, и это по-нашему, я просто слова не знала!

Шум времени, личного и общего нашего времени, сотканный из сотен голосов, земных и театральных, из маминых песен и папиного саксофона, музыкальных фраз, прощальных слов, птичьих свистов и т. д., и т. п. …это же все останется где то записанным?

Ира, легкой небесной дороги! И пусть твои шумы прошлого не стираются во времени…

Вот сейчас включай радио.

«Лунную» исполняют.