«Замыкание». М. Малухина.
Прокопьевский драматический театр.
Режиссер Александр Созонов, художник Алина Алимова.

Александр Созонов режиссировал читку «Замыкания» на «Любимовке-2018» (пьеса вошла в шорт-лист фестиваля). В январе нынешнего года он выбрал пьесу для эскиза на лаборатории современной драматургии в Прокопьевске. И вот, спустя всего несколько недель — премьера спектакля.

Сцена из спектакля.
Фото — Виль Равилов.

В первом эпизоде прокопьевского «Замыкания» к главному герою Тёме подходит, забавно тявкая, механический щенок. Позже Тёма расскажет, что в раннем детстве мечтал о собаке, но взрослые не разрешили. Подросток, который из-за недуга стеснен в средствах выражения мыслей, ассоциируется с этим игрушечным зверьком. Ближе к финалу на сцене будет уже целый выводок механических песиков. Речь, конечно, о генерации, о целом поколении, проблемы которого подчеркивает физическая особенность мальчика.

Созвучный названию пьесы недуг — тяжелое заикание — делает тринадцатилетнего Тёму изгоем и объектом насмешек в школе. Одноклассник Костя из лучшего друга превращается в заклятого врага. В семье, внешне благополучной, родственники даже не замечают, что мальчик совсем перестал говорить дома. Заикание — метафора коммуникативного кризиса. К тому же Тёмина болезнь — это расплата за ошибки взрослых. В финале они, наконец, поймут, что с мальчиком беда. Кажется, именно от этого прозрения закоротит электропроводка. «Замыкание» — это еще и вынужденный уход в себя, изолированность от мира. «Молчи, скрывайся и таи…» Тютчева — любимое стихотворение не по годам начитанного Тёмы.

М. Дмитриев (Тёма).
Фото — Виль Равилов.

Главный герой — зумер, представитель «поколения Z» (так называют родившихся в середине нулевых). Про предшествующее поколение — миллениалов — что-то ясно. Внутренний мир зумеров, стоящих сегодня на пороге взрослой жизни, — неизведанная территория. Одна из тем пьесы — псевдопонимание. Бабушка (Любовь Хмельницкая) щеголяет словечками молодежного (как ей кажется) сленга. Дарит внуку книги про заику Эраста Фандорина, записывает на танцы, чтобы развить невербальные способы коммуникации. Но Фандорин, по меркам мальчика, — не заика. А хореографический номер, в котором участвует Тёма, вообще спровоцировал жестокую расправу сверстников над главным героем. Для зумера опыт и жизненные стратегии прежних поколений бесполезны и даже губительны.

Тёма Михаила Дмитриева сдержан, сосредоточен, самолюбив и талантлив. В нем есть что-то и от монаха, и от аристократа: непроницаемое лицо, плотно сжатые губы, прямая спина. При этом Дмитриев играет все же уязвимого подростка.

Развернутые реплики Тёмы — внутренние монологи обреченного на почти полное безмолвие человека. На нем микрофон (остальные персонажи обходятся без усиления звука). Режиссер переворачивает ситуацию: немого слышно лучше всех. Так зумер обретает голос, но при этом ненавидит свое тело, воспринимает его как чужое. И авторы спектакля этот конфликт визуализируют: у главного героя есть двойник — шарнирная кукла, лицом и костюмом похожая на него. Они проживают историю вместе, пытаются сродниться, иногда двигаются синхронно. На концерте кукла танцует, а актер, стоя чуть поодаль, жестами подбадривает и корректирует свою копию, как педагог или тренер.

Сцена из спектакля.
Фото — Виль Равилов.

Двойником главного героя управляют-манипулируют три кукловода — красавчики и хозяева жизни: любовница отца, бывший Тёмин друг, превратившийся в заклятого врага, и мошенница, притворившаяся маминой приятельницей.

Униженный сверстниками главный герой разбирает куклу — этот акт сродни суициду. Дмитриев, кривя губы в безумной улыбке, медленно отрывает двойнику конечности: подробная месть своему телу за все страдания и унижения.

Тёма не может поделиться своими размышлениями с миром. Его мама, наоборот, боится додумывать мысли. В прокопьевском спектакле она — такой же изгой с навязанной социальной ролью, как и Тёма. У мамы в исполнении Юлии Вылегжаниной бледное, удлиненное, разочарованно-изможденное лицо. Чем больше она подлаживается под стандарты, тем нелепее выглядит. Мир, где всем заправляют успешные и гламурные, раздавил и эту героиню.

Спектакль немного напоминает цирковое представление и разножанровый концерт, а эпизод свидания отца с любовницей и вовсе решен как сатирическо-эротический танец. Игровое пространство, иллюминированное крупными лампочками, похоже на цирковую арену, парк аттракционов или съемочную площадку телевизионного ток-шоу. Перед нами клиповая реальность. В левой части сцены — плазменная панель, показывающая яркие гламурные картинки в эпизоде, когда приятельница разводит маму на деньги, или футбол, когда перед панелью, как перед экраном телевизора, находится отец с банкой пива. И на эту же панель позже транслируются изображения мертвенно-синих лиц униженного Тёмы и обманутой матери, а в предпоследней сцене мы видим видеоклип: дергающийся механический щенок сгорает под композицию Оксимирона «Где нас нет». Параллельно Тёмины родственники лаются в прямом смысле слова — гавкают друг на друга. Тёма рассказывает, что его часто спрашивают, не напугала ли его в детстве собака. Но напугали мальчика бесконечные и шумные скандалы родителей.

Сцена из спектакля.
Фото — Виль Равилов.

В финале все домочадцы обнимаются, прощая друг друга. Однако этот хеппи-энд выглядит явной натяжкой, не вытекающей ни из логики пьесы, ни из истории, сочиненной авторами спектакля.