В конце августа театр «Мастерская» выпустил премьеру «Иван и Чёрт», одновременно развесёлый и трагический диалог одного из братьев Карамазовых со своим альтер эго. В премьере прошлого сезона «Мастерской» — спектакле «Братья Карамазовы» — Григорий Козлов опустил тему чертовщины, рождающейся в воспалённом мозгу Ивана, усомнившегося в существовании Бога. Но внутренний диалог Ивана — один из знаковых эпизодов романа, который редко осиливает до конца среднестатистический гражданин, давно переставший быть «самым читающим». До этого гражданина режиссёр и инсценировщик Андрей Горбатый-младший и вознамерился донести букву классика, применив старый как мир педагогический приём — надо, смеясь, заговорить со зрителем об истинах, на которых держится мир. «Наваждение в одном действии» начинается пересказом истории беспокойного семейства Карамазовых, а заодно зрителей знакомят с сутью «антибожественной» статьи Ивана, который совсем «не дурак», как замечает контрабасист, один из музыкантов шантанного трио (контрабас — Андрей Дидик, скрипка — Ульяна Лучкина и аккордеон — Евгений Сёмин), комментирующего музыкой и словом всё происходящее. «Недурак» Карамазов (Дмитрий Житков), вообразивший себя спасителем брата Дмитрия и чуть ли не спасителем человечества (а всего-то и подобрал на улице пьяного мужичка, которого играет Георгий Воронин), не замедлит явиться на публике и в задумчивости начнёт рассматривать 3000 рублей, отданные ему Смердяковым, признавшимся в убийстве Карамазова-старшего. Тут-то из двери шкафа выскочит, как чёртик из коробочки, джентльмен, обликом напоминающий Паниковского в молодости. Антон Момот, облачённый в белоснежную рубашку, светло-серые жилет и брюки, светло-жёлтый пиджак и неприлично летнее, не по сезону, канотье (художник Елена Чернова), выглядит франтом из разряда прохиндеев. Таков он и в повадках: язвит, задирает, ёрничает, с плохо скрываемым чувством превосходства наезжая на Ивана и то и дело срывая смешок публики. Момот, по роли блистающий остроумием, легко делающий акробатические номера и играющий голосом, словно заполняет своим героем пространство до отказа, притесняя увязающего в сомнениях Ивана. Чёрт знает Карамазова куда лучше его самого и умело воздействует на болевые точки человеческой души, в которой смешиваются любовь и гордыня, трусость и отвага, жертвенность и самолюбование. Кстати, с появлением Чёрта будет предъявлен и тот минимум мистики, который театр может обозначить. Например, обнаружат способность распадаться на две половины (как распадается и сознание Ивана) кровать или стол, между образовавшимися полукружьями которого и воссядет вполне ожидаемый, но незваный гость Карамазова. Контраст образов и темпераментов налицо: в положительном герое блондина Житкова господствует негативная сумрачность, а в отрицательном герое брюнета Момота — солнечная жизнерадостность. Отметив дьявольскую усмешку Ивана и открытую улыбку Чёрта, зрители легко отдают симпатии стороне зла — слишком уж оно обаятельно своей понятной простотой и отсутствием никому не нужных переживаний. Чем не доступное изложение одной из сложнейших философских проблем?.. Выгоняя Чёрта, Иван словно пытается изгнать беса из себя самого, но, приходя к мысли, что и сам готов в него поверить, вновь растаскивает соединённые было половинки стола и кровати. Чёрт возвращается («А теперь, ты меня извини, я выскажусь!») с вестью о гибели Смердякова, ставящей под угрозу будущее самого Карамазова, на деле не готового отдать свою жизнь за жизнь брата… Трио музыкантов вместе со спасённым мужичком заводят «Ах, поехал Ванька в Питер, знать, судьба его такая…», но кто-кто, а уж именно чёрт точно знает, что «город Питер не одному бока повытер». Финита ла комедиа.