На прошлой неделе в «Эрарте» показали «Узбека». Этим спектаклем в Петербурге начались гастроли несгибаемого «Театра. doc».

Минувшим летом, в день независимости Украины, шла я по нашим улицам в ярко-желтом пиджаке и голубой рубашке, изображая одиночное гуляние. Как бы «играя» надетыми одеждами исключительно «тихо сам[а]с собою», так как ни один рядом идущий горожанин не обращал на меня никакого внимания.

Шла и по улице Рубинштейна.

За тротуарным столиком у порога собственного кафе сидела широко известная в театрально-богемных кругах музыкант Варвара Турова, а рядом с ней парнишка.

«Это Баталов», — представила его Варя с такой интонацией, будто за столиком сидел совсем другой Баталов. Так, мимоходом, случилось знакомство с Талгатом, худым брюнетом отчасти восточного типа, который, к слову сказать, политический акцент в моем прикиде и увидел сразу, и заценил)).

Второго же дня встретилась с ним же, но уже на полных два часа, в строгом, серо-холодном, с металлическим привкусом зале «Эрарты». В столице моноспектакль Баталова «Узбек» (номинант «Золотой Маски» 2012) идет аж четвертый год. Немногочисленным увидевшим это высказывание петербуржцам (зал «Эрарты», как известно, невелик, шел спектакль два раза) определенно стоит сказать: «Лучше поздно, чем никогда».

Т. Баталов в сцене из спектакля.
Фото — архив «Театра.doc».

Жанр — «документальный стендап», что верно лишь от самой малой части. Да, да, несколько раз между публикой и артистом возникает прямой контакт — зрителю предлагается подержать в руках взаправдашние документы: паспорт, военный билет, регистрационно-миграционные бумаженции. Зритель вертит их в руках, передает рядом сидящему. Но ничего стендапно-развлекающего, шоуподобного, беззаботно-веселого не происходит.

…Молодой человек в спортивном костюме «Адидас» и кожаных туфлях (у ташкентских парней «на районе» так принято), по национальности — полурусский, полутатарин, по профессии — актер, родившийся в Ташкенте в интеллигентной семье (папа — художник, мама — инженер), а нынче живущий в столице России, — рассказывает нам реальные истории из собственной жизни, жизни «понаехавшего». Талгат Баталов после убийства исламистами своего учителя Марка Вайля, руководителя театра «Ильхом», перестал хотеть жить на Родине.

В Москву, в Москву….

И он в нее приехал.

Свободно перемещаться в двадцатилетнем возрасте по миру, искать новые жизненные смыслы, искать себя в ином пространстве — нормальное, традиционное общепланетарное желание юных созданий.

Однако мировой опыт стране с загадочной душой — не указ. Ее бюрократические структуры вкупе с народом, для которого «чурка» — нормальное, естественным образом летящее в лицо «понаехавшему» слово, — устраивают любому узбеку/таджику/киргизу ту еще житуху.

Да, непроста и неказиста жизнь иноземца. Никто из российских жителей не стремится снять шоры — ни в мегаполисах, ни в крохотных городках. Учиться трудно. Ведь если не каждый представитель местного населения знает, к примеру, чей это там памятник стоит перед Русским музеем, то где уж ему напрягаться, вникать в чужую культуру, различать «восточных людей» по национальности… а уж уважение к ним испытывать… куда там. У нас и вообще-то с уважением неважно. Даже к своим. Даже к себе. Бояться умеем. Злобиться. Жалеть иногда. А вот с уважением не выходит пока. Но это так, к слову.

Лично я за ликбез, посвященный толерантности. Ежедневный, на всех возможных уровнях.

Пример одного из вариантов ликбеза блестяще продемонстрировал «Узбек» Талгата Баталова.

Перемещаясь по периметру зала, становясь то на одну приступочку (чтобы повыше и отовсюду было его видно), то на другую, Талгат — тихим, ровным, спокойным голосом, ни разу не прибегая к крещендо, не раскрашивая слова, не предпринимая никаких актерских спецусилий, чтобы понравиться, — повествовал о том, как менял узбекский военный билет на российский, как обзаводился регистрацией в Тверской области, рассказывал про дистанционное волнение мамы, бесконечные ее смс и телефонные звонки, зачитывал одно из мудрых и одновременно наивных напутственных писем отца, не пользующегося гаджетами, написанное от руки, посланное не по почте, а переданное через живые руки живых людей (летящих самолетами, едущих поездами).

Удивительным образом артист дал почувствовать, что энергично-темпераментная, самозабвенно любящая сына мама Баталова и его немногословный, мужественный отец не в далеком Ташкенте, а рядом, на соседнем с тобой стуле, еще и еще раз слушают сына, ловят каждый поворот его головы.

Зарисовки Баталова написаны емко, точнейшим, часто остроумным языком (взять, хотя бы, к примеру, обширный корпус дам, встречающих на своих рабочих местах военнообязанного Талгата, или мужика из области, с которым герою ради очередной справки пришлось неделю хлестать водку, в перерывах лежа у него на печи).

Стилистическая невнятица, нагромождение слов, вязкость возникает всего лишь трижды.

Встреча Баталова с правозащитником узбеков Бахромом Хамроевым дается зрителю не влет. Тяжелый, длинный, беспросветный монолог Хамроева об узбекско-российских отношениях как отношениях обреченных явно просит редакторского шлифовального инструмента. Эпизод расположен во второй части действия, и, как бы ни был естественен и по-восточному мягок актер, — внимание ослабевает.

Равнодушной оставили еще две главки. Аутентичную статью В. Путина из «Независимой газеты» (о межнациональных отношениях) Талгат читает, не отрываясь от листа бумаги, расположившись по центру зала. Он — на высоком стуле, мы — вокруг. Но на четвертой фразе становится скучно, «стеклянеешь» (лично я быстро-быстро стала прикидывать количество печатных знаков, отведенных президенту на полосе). Есть еще и документальная речь Каромата Шарипова — главы организации «Таджикские трудовые мигранты», у которого Баталов брал интервью. Создается впечатление, что озвучивать броско и жестко реальный (!) свинцовый шариповский бред о жуткой вине евреев и американцев во всех бедах планеты и среднеазиатских народов в частности, о Путине как спасителе этих и заодно остальных народов Земли — артисту физически противно. Слова застревают, зажевываются, от нас же — отскакивают.

Негромкий голос «узбека», монолог глаза в глаза слышит зритель, приглашенный в камерное пространство. Казалось бы, как правило, посетители моноспектаклей — люди, не наделенные пещерным ксенофобским сознанием. Не дергаются в презрительной гримасе их лицевые нервы от вида продавца шаурмы. То есть, месседж Баталова, грубо говоря, не для них.

Ан нет.

Телефонный звонок в моем доме. Слышу голос человека с верхним гуманитарным, в ясном уме, голос, знакомый мне с 17 лет:

— Все, все против нас. Мы им покажем. Всем. Европе этой безмозглой, Америке тупой, тупой от основания! Будем терпеть. Мы правы, правы, правы! — переходя на крик: — Мы, Россия, правы! Всегда!!!

— Как же мы правы всегда?! — вклиниваюсь я. — Ты любила когда-то театр. Вспомни! Мейерхольда били, били, били ни за что. И расстреляли просто так, ни за что! Вспомни хотя бы это…

— Оставь в покое эту перестроечную банальщину, — без паузы, — ты можешь ходить по улицам, как почти по чужой стране? Они что, не накрыли своими среднеазиатскими лицами наш город? Ты что, можешь спросить в большом сетевом магазине у них, обслуживающих овощной отдел, где лежит орегано? Они поймут это слово?

— Но и ты же его не знала еще недавно!

— Русский — мой родной. Незнакомые слова я выучиваю сразу. А они — вообще не могут разговаривать. Видеть их не могу!

Вот и думаю… Если такую речь слышу я от человека как бы собственного круга, то, может быть, Талгату Баталову стоит сменить площадку? С камерной на стадион?

Включить динамики, взять в руки мощный микрофон, посмотреть в глаза тысячной аудитории и начать: "Меня зовут Талгат…

И далее по тексту.