«Дубровский». А. С. Пушкин.
Томский областной ТЮЗ.
Режиссер Тимур Насиров, художник-постановщик Наталья Войнова.

На афише спектакля «Дубровский» изображена часть школьной стены с рисунками и надписями. Стремительно-летящим, стилизованным под пушкинский почерком написано «Ай да Пушкин! Ай да сукин сын! А. С. Пушкин». Ниже печатными буквами без знаков препинания накарябано «Пушкин сукин сын Вася» и «Кто писал не знаю а я дурак читаю». Тут же — алое сердце, пронзенное стрелой, со словом «Маша» внутри. И внизу по-учительски аккуратно выведено «Прекратите портить школьные стены! Наталья Николаевна». Виртуозно соединив в одном пространстве российского классика, персонажей его романа, школьников, которые вынуждены читать этот роман, строгую учительницу и даже жену Пушкина Наталью Николаевну, режиссер Тимур Насиров сразу обозначает концепцию спектакля — игра с текстом.

Спектаклям Тимура Насирова свойственна эскизная легкость, прозрачность. Вот и сейчас кажется, что «Дубровский» рождается у тебя на глазах. Актеры в спектакле — те же школьники, которые что-то слышали про «Дубровского» — мол, роман про какого-то бандита с неизменной фразой «спокойно, Маша, я Дубровский!» А что, если просто — открыть книгу и начать читать текст? И вот актеры с томиками «Дубровского» в руках (все разных изданий: и солидные тома, и брошюрки в мягких обложках) просто открывают книги и начинают читать роман. С цитированием ссылок и объяснением устаревших терминов. Сначала — скороговоркой, потом — «с выражением». С удивлением от узнавания бытовых подробностей из жизни крестьян 20-х годов ХIХ века и с комментариями по поводу различных деталей: псарный двор с более чем пятью сотнями гончих — это же целая деревня в переводе на человеческий счет! И происходит «обыкновенное чудо». Все штампы, десятилетиями возникавшие и культивировавшиеся вокруг Пушкина и самых известных его произведений, мгновенно исчезают. Перед нами открывается текст Пушкина — ясный, образный, ироничный, глубокий и удивительно современный. И этот текст так увлекает и актеров, и зрителей, что начинается театр.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Актеры не расстаются с томиками Пушкина на протяжении всего спектакля. Разыгрываясь, увлекаясь, присваивая себе персонажей «Дубровского» настолько, что эти персонажи начинают вести себя не так, как предписано автором, и актеры периодически обрывают себя: «А что там в тексте?»

Еще один прием игры с текстом — его «перевод». Насиров переводит текст на язык театральной условности (узнав о том, что его герой, «маленький Саша», — мальчик девяти лет, актер Игорь Савиных присаживается, чтобы стать ниже ростом, смотреться маленьким). Переведена на язык современного телевидения информация о том, что происходило после пожара, о том, как появилась банда Дубровского, — это подано как телерепортаж с места событий. Актеры передают друг другу текст, как эстафету, называя друг друга по именам, как телеведущий в прямом эфире обычно вызывает корреспондентов. А в разговор на станции между разбойником Дубровским и учителем-французом Дефоржем вводится переводчица, которая переводит «с русского на русский», сокращает красивые пушкинские фразы до лаконичности иностранного разговорника.

Сложность актерского существования в этом спектакле в том, что актеры не играют, точнее — только иногда играют пушкинских персонажей. Но чаще они играют в персонажей «Дубровского», примеряют их образы. Кому, например, из труппы ТЮЗа «по размеру» образ «избалованного всем, что только окружало его» Кирилы Петровича Троекурова, как не избалованному любовью поклонниц Александру Виниченко?! Здесь он может успешно использовать весь арсенал проверенных приемов. Но в игре Виниченко есть и элемент пародии на самого себя. Уже в одной из первых его фраз: «Гости почитали обязанностию восхищаться псарнею Кирила Петровича!» в выделенном ударением слове «восхищаться» звучит самоирония актера, на счету которого множество ролей героев-любовников. Эпизод, когда Троекурову приносят письмо от обиженного им Андрея Гавриловича Дубровского, занимающий в пушкинском романе только одно предложение, в спектакле разворачивается в многосоставный актерский этюд. Актеры, играющие людей Троекурова, в отличие от персонажей пушкинского «Дубровского», знают, что дальше по тексту письмо рассердит их барина. Опасаясь барского гнева, каждый из участников этюда стремится избавиться от опасного письма, обманом подсовывая его другому. Виниченко—Троекуров наблюдает за действиями дворни со сдержанным недоумением грозного барина и, когда письмо, наконец, попадает ему в руки, снисходительно комментирует происходящее: «Словно малые дети».

М. Перевалов (Дубровский).
Фото — архив театра.

Тяжба об отъеме Кистеневки у Дубровского-старшего представлена в спектакле подробно, динамично и не по-юридически занимательно. Пушкинские слова «Всякому приятно будет увидать один из способов, коими на Руси можем мы лишиться имения, на владение коим имеем неоспоримое право» звучат сейчас не менее злободневно, чем в 20-е годы позапрошлого века. Насиров подхватывает иронические интонации пушкинского текста. Тяжба поставлена как бюрократическая феерия, в которой Дубровского забрасывают тысячей ненужных бумаг и мучают десятками абсурдных и противоречащих друг другу требований. Кульминация этой феерии — фарсовый суд, но заканчивается он на пронзительной трагической ноте. Несправедливость решения суда столь вопиюща, что для Дубровского мир теряет свою ясность и определенность, все плывет перед его глазами, сошел с ума не он, а мир, который его окружает.

Разместив зрителей прямо на сцене, на скамейках из деревянного бруса, в прямом смысле на расстоянии вытянутой руки от актеров, режиссер словно предлагает им стать участниками домашнего театра. И без того минимальная граница между актером и зрителем постоянно разрушается. Вот вдове Анне Савишне кажется, что один из зрителей похож на ее сына, и она горячо обнимает его. К зрителям периодически подсаживается Троекуров, погибший в огне Шабашкин во втором действии тоже сидит в зрительном зале.

М. Перевалов (Дубровский), О. Ульяновская (Маша).
Фото — архив театра.

Сама сцена в первом действии усыпана сеном, вызывающим ассоциации с деревенской жизнью, со скотным двором и псарнями. Но не только. В кульминационный момент, в момент поворотный в жизни молодого Дубровского, солома будет явлена нам в другом состоянии — в воздухе закружится пепел, символизирующий крах надежд молодого барина после его разрешения крестьянам на поджог и убийство.

Тимур Насиров виртуозно использует все приемы комического — от тонкой иронии до гротеска и фарса. Но его фарс, как это ни парадоксально, получается удивительно тонким. Геометрия пространства напоминает цирковую арену. Эстетика цирка намечена в первом действии только легким штрихом. Сцена с ворующими лес крепостными Троекурова решена в стилистике клоунады — крестьяне свистят, воспроизводя ритмику речи. Но смех у Насирова всегда с оттенком грусти. Клоуны-крестьяне теснят Дубровского, выдавливают его из пространства сцены, словно предвосхищая действия своего барина, который выдавит Дубровского из жизни.

Приемы балаганного театра получат развитие во втором действии, когда на сцене появится медведь на самокате, которого будут заставлять плясать и кувыркаться. Балаган оборачивается трагедией. Грозный зверь, в противоположность пушкинскому тексту, не кидается на Дубровского — наоборот, он, словно предчувствуя свою судьбу, пытается спрятаться, жмется к ногам зрителей и рассказывает о том, как его мучают и истязают.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Для Тимура Насирова принципиально, что юное поколение Дубровских — Троекуровых — просто дети. Они никакие не Владимир Андреевич и Марья Кириловна, а просто Володя и Маша. В спектакле Володя Дубровский (Михаил Перевалов) юн, мягок и нерешителен. В нем нет ни страсти, ни жажды мести. Он идет на поводу судьбы и обстоятельств. Не он организует банду, а не желающие переходить к другому барину крестьяне. Кажется, что и внезапно вспыхнувшая его любовь к Маше — такое же обстоятельство. Расцвести этой любви мешает другое обстоятельство — ее предстоящее замужество. Спасти любимую от венчания с князем Верейским он не особенно торопится. Маша (Ольга Ульяновская) — очень живая, очаровательная, по-юношески непоследовательная и порывистая. В романе Пушкина образ Маши только намечен. Ольга Ульяновская одну за другой примеряет на себя маски героинь из романов, на которых воспитывалась Маша, намечает разные стили поведения. Маша — дочь своего отца, привыкшая к тому, что каждый ее каприз будет исполнен, и до определенного момента ее жизнь — забавная игра в любовь, в разбойников, в противостояние папе-самодуру. Когда отец застает ее с любовной запиской от Дубровского, Маша, как многочисленные герои приключенческих романов, пытается проглотить письмо. И снова комическое переходит в трагическое. Брак с отвратительным князем Верейским для нее событие не просто немыслимое, но противоестественное. С того момента, когда Маша понимает неизбежность этого события, она не просто перестает быть прежней, она застывает. Ее готовят к венцу, словно к погребению. Мерки снимают не как для свадебного платья, а как для гроба — измеряют рост и ширину плеч. В момент венчания Маша неподвижно стоит на столе, окруженном людьми со скорбными лицами. Переход в состояние жены князя Верейского — смерть прежней Маши.

Как известно, роман «Дубровский» не был закончен Пушкиным. В финале спектакля по черновикам классика актеры, словно бы мгновенно повзрослевшие, уже от своего лица пытаются реконструировать судьбы героев. Говорят о том, что, согласно планам писателя, Владимир и Маша должны встретиться через много лет, но им все же не суждено быть вместе. Почему? Увы, больше нельзя открыть книжку и узнать, что там дальше по тексту. Автором «Дубровский» не будет дописан никогда. Но текст романа, как и вообще всякий текст, будет постоянно «дописываться» каждым читателем.