Д. Рубина. «Любка».
Театральная компания «Открытое пространство».
Режиссер Иван Латышев, продюсер Алла Данишевская

ТРОЙНОЙ ПОРТРЕТ НА ФОНЕ ЭПОХИ

Книги Дины Рубиной можно «пить по глоточку», наслаждаясь ароматом и послевкусием. Возникают яркие живые картины, звучит музыка, переплетаются мотивы и интонации, рождая затейливый мир бытовых и ирреальных характеров.

Спектакль-рассказ по повести «Любка» (так определил жанр режиссер и автор инсценировки Иван Латышев) — не только уникальное по своей точности прочтение рубинской прозы, но и попытка создать трагикомичный образ Эпохи, которую мы знаем только по воспоминаниям и фильмам, таким, как «Холодное лето 53-го». Когда становится жутко даже от возникшей мысли или чьего-то пристального взгляда, когда все, что у тебя есть, помещается в серый деревянный чемодан, а душа наглухо закрыта страхом.

Сцена из спектакля.
Фото — Анна Розенталь

В очередной раз, побывав на премьере Латышева, понимаешь, что именно он — камертон того актерско-режиссерского ансамбля, который складывается на сцене. Внимательность к мелочам, которые могли бы легко ускользнуть из поля зрения, тонкая ирония, простая, но изысканная естественность мизансцен, работа со световой и звуковой партитурой спектакля (это не первый опыт совместной работы со звукорежиссером Мариной Васениной и художником по свету Ларисой Новиковой), — все это дает необыкновенный импульс трем актрисам, которые, заражаясь его энергией правды и искренности, играют так, что даже у искушенных зрителей бегут мурашки по коже.

Из бытовых мелочей и подробностей Яна Бушина (Любка), Алла Данишевская (Ирина Михайловна) и Ксения Морозова (Кондакова) ткут тонкую «космическую» материю своего мира.

Только послушайте, как пляшут на ветру бельевые прищепки! Так стучат кастаньеты в руках опытной танцовщицы. Испанская страсть и горячность, четкий ритм другой жизни среди стылых будней. Образ, созданный Рубиной, пройдет лейтмотивом в спектакле, так же как и банальный совет-вызов накрасить губы, данный одной героиней другой. Советом хрупкая и беззащитная Ирина Михайловна, недавняя выпускница мединститута, тогда воспользоваться не отважилась, но с удовольствием провела помадой по губам много лет спустя, когда перестала бояться «выделяться» из толпы.

Другая, Кондакова, «бой-баба», но одинокая и несчастная, прижимистая и неуклюжая, пытается разукрасить свою жизнь событиями в виде мелочных склок и нападок и на Ирину, и на Любку, уголовницу, которую та взяла на работу в дом смотреть за восьмимесячным ребенком.

Озорство и бесшабашность, женская изобретательность и природный шарм бесстрашной Любки Эпоха уродливым образом трансформировала в криминальную изворотливость. Не смогла только прибрать к рукам Любкину душу.

Может быть потому, что та многое в жизни повидала, хоть и зачерствела, но оттаяла рядом с маленьким существом и его мамой, «докторшей», а может, потому что просто человеком себя в ее доме, комнатке десятиметровой, впервые почувствовала. Бог знает, только не зря они все втроем встретились и прожили отрезок своей жизни рядом.

За вполне житейской историей встает судьба нескольких поколений прекрасных женщин, которым Судьба и Эпоха отмерили лишь горсточку простого человеческого счастья.

Сцена из спектакля.
Фото — Анна Розенталь

ВРЕМЯ ЖЕНЩИН

Программка этого спектакля сделана в виде поздравительной открытки. Уменьшившийся до размеров почтовой карточки яркий плакат «Слава советским женщинам!» изображает сцены труда и отдыха работниц и колхозниц и поздравляет их «с днем 8 Марта». Такую открытку в самом финале повести Дины Рубиной присылает Ирине Михайловне Любка, записку без обратного адреса и намеков на возможную встречу. Это лишь сюжетная подсказка для формы программки, но ведь и по сути в спектакле Ивана Латышева и правда есть только женщины. Мужские персонажи, возникавшие у автора, выброшены, о них даже не говорят, они не важны — ни неизвестный отец Сонечки, дочки Ирины Михайловны, нянькой к которой и нанимает она воровку Любку, ни милиционер, рассказывающий о криминальном прошлом заглавной героини, ни главврач Перечников, сочувствующий Ирине Михайловне, которую коллектив медсанчасти изгоняет с работы во время начавшейся кампании против врачей-отравителей… Женский мир. Товарищ Сталин — вот единственный мужчина, чье присутствие в жизни женщин неоспоримо. Бюллетень о состоянии его здоровья (с довольно-таки неприятными подробностями, отвратительными еще и потому, что они фальшивые, ведь к тому моменту генералиссимус уже был мертв, но об этом боялись объявить) раздражающе долго и громко зачитывается голосом Левитана. Героини устраивают поминки: соседка Кондакова напивается с горя и засыпает в слезах, а «Ринмихална» и Любка, хмельные от радости и водки, отплясывают и обнимаются… Итак, три женщины — и в них можно увидеть весь народ: интеллигентка-врач, обывательница Кондакова и проданная за буханку хлеба раскулаченной матерью, оторванная от деревенских корней Любка.

Типическое в героинях проявляется как бы само собой, благодаря серьезному и мудрому взгляду режиссера на эту частную историю, в которой отражается жизнь страны, а актрисы словно бы заняты только очень точным, конкретным делом — «рассказыванием» о женщинах. Как будто вспоминая, возвращаясь в далекое прошлое, осторожно, светло и грустно начинает рассказ Алла Данишевская, яркая черноволосая красавица (а героиня ее — робкая девочка-доктор, невзрачная и веснушчатая). Вступает с другой интонацией Ксения Морозова — симпатичная пышечка с добрым мягким лицом (а вот ее Кондакова — знакомый всем тип коммунальной соседки, любопытной, завистливой и недалекой). Яна Бушина, ширококостная, крепкая, с красивой волной русых волос, с удовольствием, смакуя и наслаждаясь, преподносит подробности: красивые ноги Любки с татуировкой «Они устали», ее колыбельная про блох, ее словечко «мёбель»… Три однокурсницы, ученицы Г. М. Козлова (выпуск 2005 года), актрисы очень разные по внешним данным, темпераменту и амплуа, объединены режиссурой Ивана Латышева, найденным способом взаимодействия с текстом. То повествуя о героинях, сочувствуя им или подсмеиваясь, незаметно отстраняясь, то сливаясь с ними, становясь ими — так актрисы с режиссером строят рисунок роли, а стыков и швов зритель не замечает. Нас ведут, мягко и в то же время строго, а мы следуем за рассказом, за мыслью, за актрисами.

Лаконично оформление — три деревянных чемодана, примус и кастрюлька, занавески и галоши (их покупает по дешевке ушлая практичная Любка). Еще она приобретает пальто и отвергает шубу, которую пытается беспомощной в быту Ирине Михайловне втюхать Кондакова. Так вот, шуба должна выглядеть жалко и куце, но о той, что в спектакле, этого не скажешь… не нашли, видно, драную и выщипанную… С «графскими стульями», еще одной удачной покупкой Любки, обошлись более правильно — они простые и черные, а вся дореволюционная роскошь и кремовые цветочки по лиловому шелковому полю обивки возникают лишь в воображении. Режиссер, художник по свету и звукорежиссер это пространство воображения все время нам оставляют, впуская в него лишь необходимые детали. Вой ветра, заунывный перестук деревянных прищепок на веревке (весь спектакль думаешь — что это, а потом слышишь фразу и удивляешься точности найденного звука), невероятной красоты музыка, которая словно доносится из далекой прошлой жизни — из той, в которой мать Ирины училась в Сорбонне. Свет — то льющий сверху холодным душем, то теплеющий редким солнечным днем.

Все в спектакле сделано просто — это бесстрашная простота. С неоспоримым вкусом, без слезливых эффектов. Горькая и светлая получилась «Любка».