«Back to Life». Балет-couture по мотивам рассказа В. Заренкова «Возвращение к жизни».
Самарский академический театр оперы и балета.
Хореограф Юрий Смекалов, авторы либретто Юрий Смекалов и Вячеслав Заренков, дирижер-постановщик Евгений Хохлов.

Манекены у края сцены, огромные гильзы и катушки ниток как часть сценографии, почти стадионный свет, танцы кордебалета, напоминающие об эстрадных шоу, и соло со множеством отсылок к хореографам XX века — только краткое резюме спектакля «Back to Life», вышедшего в Самарском театре оперы и балета. Автор, петербургский танцовщик и хореограф Юрий Смекалов, тут частый гость, это его вторая премьера за последние полтора года.

Сцена из спектакля.
Фото — Юлия Михеева.

Частично «Back to Life» схож с предыдущим проектом, «Тремя масками короля». Смекалов опять не жалеет средств. Он собирает на сцене множество элементов, каждого из которых хватило бы на полнометражный спектакль. Тут и составленные в затейливую композицию декорации Вячеслава Окунева, видеопроекции Виктории Злотниковой, свет Ирины Вторниковой, и оригинальная партитура Михаила Крылова, и либретто, которое написали хореограф и его соавтор — бизнесмен, художник и литератор Вячеслав Заренков.

Для текста-основы опять взяты практически неподъемные для балета вопросы. В «Трех масках» это были рассуждения о личности и личинах, рассказ о человеке, попробовавшем избавиться от маски, жить свободно и проигравшем (сейчас это читается ироничнее, чем в премьерном 2019-м). «Back to Life» еще сложнее: если в качестве канвы для «Масок» сочинили историю, витиеватую, но все же линейную, то в новом произведении сюжет окончательно уступает лидерство аллегориям. На сайте театра есть текст либретто — короткие фразы, называющие либо состояние героев («Потеря близких», «Гетто — вынужденная изоляция», «Счастливая семья. Рождение новой музыки»), либо их действия. К этой схеме прилагается несколько пояснений: авторское определение жанра — балет-couture (что Смекалов трактует буквально: размышление о ремесле, способном увлечь и вернуть интерес к миру), рассказ Вячеслава Заренкова, в котором опустившаяся после смерти близких героиня получает новый жизненный импульс именно через труд, шитье. Таким образом, либретто — рамка, внутри которой предполагается хитросплетенное и не всегда объяснимое словами многоярусное содержание.

Сцена из спектакля.
Фото — Юлия Михеева.

Хореография Смекалова идет за литературной основой, умножает ее характеристики. Танец в «Трех масках» был напорист, экспрессивен и полон цитат из классических балетных названий, тоже своего рода «личин». Смекалов дал региональной компании с небольшим опытом вне редакций привычных «Лебединых» и «Баядерок» попробовать новые вещи, раскрепоститься и не уходить далеко от зоны комфорта. Пластическое решение «Back to Life», в центре которого драма одного человека, ориентировано на индивидуальность. Во время второго захода Смекалов уже «кроит» на самих танцовщиков, отталкивается от их органики и артистических свойств. Вместо эффектности массовых сцен, коллективной энергии самарского кордебалета — бóльшая ставка на именные партии, сольные номера и данные конкретных людей.

Самарский балет это позволяет. После трех лет под руководством Юрия Бурлаки труппа заняла свое место на театральной карте: не хватающая звезд с неба, выдающая стабильный результат региональная компания. Здесь артистичный и в хорошем смысле выносливый кордебалет, в особенности женский. Местные девушки способны в конце сезона приехать на недельные гастроли в Москву, каждый день практически бессменно танцевать спектакли классического репертуара и в финале полностью выложиться в бурлаковской редакции «Эсмеральды», создать эффект живой толпы, состоящей из крошечных, неназванных, но запоминающихся персонажей. Солистки и солисты, разноплановые, со своими достоинствами, дополняют друг друга как непосредственные партнеры по спектаклю и как исполнители в разных составах.

Сцена из спектакля.
Фото — Юлия Михеева.

Смекалов уже использовал увлеченность, умение играть самарского кордебалета. В «Back to Life» во всех смыслах главными становятся солисты. Причем не обязательно танцующие партии «с ниточкой», названные в программке. Так во втором акте буквально на пару минут даже не в соло, а как центровой в ансамбле выходит Илья Черкасов — и встает на пуанты. Его юноша-модель появляется как участник дефиле среди позирующих девушек. Использование пуантов (да еще и с нестандартным для балета леопардовым принтом) внутри спектакля остается трюком. Сложно сказать, что Смекалов вступает в диалог с балетными компаниями вроде Les Ballet Trockadero de Monte Carlo и Мужского балета Валерия Михайловского или переворачивает идентичность в мужском танце, как это делали, например, Морис Бежар и Евгений Панфилов. Внезапный и кратковременный гендерный сдвиг здесь — скорее одна из атмосферных штучек, то, как описывают индустрию моды посторонние. Черкасов же нашел надменно-туманный взгляд, чуть капризную позу — и даже на небольшом материале получается персонаж, который остается в памяти.

Центральный образ балета — Мать. Мы следим за ее эволюцией, тем, как выглядит путь от благополучного начала и крупной неудачи к возрождению. На партию назначены четыре солистки, первым составом значится Анастасия Тетченко — и ее совместная работа с хореографом «стягивает» спектакль.

Опытная танцовщица, Тетченко занята во многих спектаклях Самарского балета. Пожалуй, именно в «Back to Life» она получает возможность раскрыться. Высокая, с мускулистым, подходящим скорее для современных техник, чем для классики, телом, она хороша в характерных, требующих крупного рисунка и открытого темперамента, партиях. Чага в «Половецких плясках», исполнительница испанского танца в «Лебедином озере», Зарема в недавнем «Бахчисарайском фонтане» — то, что можно назвать визитками балерины.

Сцена из спектакля.
Фото — Юлия Михеева.

В Матери ее сначала и не узнать. Распущенные волосы, смягченное ими скульптурное лицо, длинное «модерновое» платье, создающее цельную линию от плеча вниз, к стопам. Тетченко начинает двигаться — вроде бы ничего незнакомого: позы, отсылающие к Матсу Эку, Кеннету МакМиллану, слегка к Марте Грэм, комбинация из балетного словаря, движений танца модерн, отдельных «слов» из контемпорари — и вскоре хочется смотреть в основном на нее. На длинные, хрупкие, но в то же время сильные руки. На спину, которую она совсем не по-балетному резко роняет вниз, иллюстрируя страдания своей героини, ее подавленность. На бесконечные ноги. На натянутые стопы. (Не сразу понимаешь, что часть номеров Тетченко исполняет босиком, настолько сильна иллюзия танца в балетных туфлях, на пальцах.) На спокойное лицо. Смекалов собрал партию, в которой видна конкретная артистка (и сложно представить достойных, но отличных от нее коллег). Физические данные, особенности пластики и мимики, возможно, и личностные черты — все это переплавлено, осмыслено, доведено до нужного по сюжету градуса. Танцовщица швыряет себя об пол, тянется руками, никнет, имитирует всем телом крест — и в ее исполнении эти движения, способные показаться слишком патетичными или избитыми, смотрятся органично.

В названии спектакля заложено возрождение или рождение — и как артистка Анастасия Тетченко «делает» «Back to Life», помогает хитросплетенным идеям Смекалова и Заренкова проявиться, дойти до зрителя.