Впечатляющими аккордами первой пятидневки по случаю новорожденной Новой сцены Мариинского театра стал дебют Пласидо Доминго в партии Навуходоносора в «Набукко» Верди в постановке Дмитрия Бертмана на старой сцене и концертное исполнение оперы «Трубадур» Верди. Выступление одной из лирико-драматического сопрано Татьяны Сержан в партии Леоноры стало ее дебютом в истории Мариинского театра.

Оба вечера стали еще и роскошным приношением в год 200-летия Верди. На возможный вопрос о том, почему «Набукко» решили исполнить на старой сцене, а не на новой, чтобы дать публике возможность в полной мере насладиться голосом великого певца и музыканта XX и XXI века, ответ, полагаю, один: чтобы не рисковать в еще не слишком освоенных условиях. При том, что сцену открыли в срок (если, конечно, не считать многолетней и многократной оттяжки этого «срока»), сделали это, не оставив лишних дней для «испытательных работ», тем более не могли позволить себе роскошь провести лишние репетиции — все впритык. Гастарбайтеры суетились в новом театре до последнего дня, доколачивая, доклеивая, домывая…Думается, дорабатывать по мелочам театр будут еще пару-тройку лет, если не дольше. Мелочи в отделке интерьеров бросались в глаза в разных углах Мариинки-2 во время антрактовых гуляний, напоминая, что при всей европейскости вида театр запущен в эксплуатацию в России…Поэтому Доминго предоставили проверенный временем старый театр. И пусть Доминго — человек рисковый, но, во-первых, ему уже 72 года, и кто-то из мудрецов в Мариинском театре, вероятно, решил подстраховаться, оставив ветхозаветную оперу в условиях старой сцены. Риски все равно оставались, поскольку декорации «Набукко» буквально круты, поскольку изображают ассиро-вавилонские склоны и впадины. На далеком заднем плане в этом спектакле видно, как нефтяные вышки качают черное золото. Не без умысла был выбран этот спектакль. Могли ведь и «Риголетто» показать — Доминго освоил пару лет назад и эту баритоновую партию. В «Набукко» главная кульминация происходит тогда, когда грозный царь Нововавилонского царства провозглашает себя богом, в тот же миг теряя разум, до тех пор, пока не опомнится. А давали «Набукко» в пасхальную ночь. Все в судьбе Гергиева имеет смысловые резонансы с Вечностью.

Пласидо Доминго (Навуходоносор).
Фото — Н. Разина.

Несмотря на вампучность стиля, Доминго сделал все, чтобы оставить след в истории. Разумеется, существует магия его имени, которое на слуху даже у того народа, который в оперу не ходит. Но этот небожитель никогда не пользовался только дивидендами своего имени. В этот раз его голос казался необычайно юным, полным сил и космической силы, в то же время напоенной энергией земли! Не каждому тенору хватит ума и воли променять свои теноровые лавры на баритоновые. Но миссия Доминго — остаться в Истории оперы не просто сладкоголосым тенором. Человек-оркестр, жадный до жизни в искусстве, он обманул возраст, переплавив теноровый тембр в баритоновый, с которого начинал в глубокой молодости. Голос Пласидо казался дорогим вином, а иногда терпким коньяком многолетней выдержки с богатой гаммой ароматов. В канун пасхальной ночи он на свой лад продемонстрировал победу над тленом — над недолговечностью голосовых связок. Но Доминго сумел еще и сыграть персонажа, который в этом спектакле, больше всего напоминающем «Вампуку, невесту африканскую», прежде был обречен на снисходительное сожаление. А здесь он напомнил юродство короля Лира, причем, как часто бывает у великих, минимумом телодвижений и жестикуляции. Он искусно обыграл даже чучело ворона, которое в руках его российских коллег в этой роли мгновенно превращалось в мешающую бутафорию. Достойной партнершей великого испанца была Мария Гулегина в партии дикой, властолюбивой Абигайль, которая так летала по сцене, будто демонстрировала достижения в новом виде спорта. И пела она со всей неукротимой страстью, которую редко встретишь на сцене у берегущих себя молоденьких, слабо мерцающих звездочек. Маэстро Гергиев за пультом, разумеется, поддавал жару, азартно подогревая темпы. Островком упоительного бельканто было исполнение меццо-сопрано Екатерины Семенчук в партии Фенены, дочери Набукко.

Пласидо Доминго (Набукко).
Фото — Н. Разина.

На следующий день в «Трубадуре» на Новой сцене Екатерине предстояло петь цыганку Азучену. К слову, для нее это был дебют в этой партии на российской сцене. В Европе она пела эту партию не раз, в частности, под управлением Зубина Меты. Сценический опыт чувствовался в ее голосе, выступавшем в роли драматурга. На Новой сцене Мариинского театра за пультом стоял Михаил Синькевич, которого в последние годы редко услышишь и на старой-то сцене, а тут ему — такой подарок. Впрочем, как посмотреть, если говорить о создании исполнительского шедевра. Звезд с неба он не хватал, но во всяком случае впечатления не испортил, санитарно, ровненько «озвучив» партитуру. Все внимание было направлено на певцов. У Татьяны Сержан, любимой певицы Риккардо Мути есть все шансы стать любимой певицей и маэстро Гергиева, не говоря о том, что ее здесь ждет и любовь петербургской публики, лишенной возможности слышать певицу здесь, поскольку все ее планы до сих пор были связаны только с зарубежными театрами. В ее голосе чувствуется не только прочная школа, но, что намного важнее — биение жизни, правда сердца, обжигающая лирическая искренность, за которые, вероятно, и любима. Выразителен был граф ди Луна в исполнении баритона Алексея Маркова, равно как героически справился с одной из сложных теноровых партий Манрико и Август Амонов, которому несладко пришлось, когда момент ухода со сцены занавес со всей силы опустился аккурат на его плечо (а мог бы и на голову) — еще одно свидетельство не до конца освоенной новой сцены. Процесс слушательского привыкания к акустике тоже еще не завершен. На «Трубадуре» пришлось вновь убедиться, как ярок и прозрачен оркестр, линии которого просматриваются словно на ладони и какое воздушное эхо сопровождает голоса, образуя ту самую ауру, зыбкий обертоновый шлейф, который, как ни странно, напомнил проект здания нового Мариинского театра Эрика Оуэна Мосса…

17 мая оперных солистов ждет новое испытание — концертное исполнение оперы «Тоска», где в партии барона Скарпиа выступит Брин Терфел. А 13 мая хореограф Саша Вальц представит здесь свою версию «Весны священной» Стравинского. Будем привыкать.