Режиссерская театральная лаборатория «С любовью, Пушкин!» в Краснодарском академическом театре драмы

220-й день рождения Пушкина в Краснодарском драмтеатре отметили режиссерской лабораторией. Два местных актера/режиссера, основатели частных театров — Стас Слободянюк и Арсений Фогелев, и приезжий режиссер Константин Солдатов ставили Пушкина.

Лабораторию организовал сам театр. Год назад, после горьковской лаборатории в репертуар вошли «Мещане» в постановке Геннадия Шапошникова. Как обещают, один из пушкинских эскизов также станет полноценным спектаклем, и кажется, тут возможен неожиданный сюжет.

Сильвио освобожденный

Станислав Слободянюк, актер и основатель частного театра «Мой», представил повесть «Выстрел» как вестерн. Звучит музыка Морриконе; рифленые колонны фойе становятся барабанами револьвера, — все на взводе. Эскизу не хватило художественной цельности, но жанровая ассоциация получилась любопытной, прежде всего из-за главного героя.

Алексей Мосолов с его ястребиным лицом и горящими глазами играет Сильвио как зловещего мстителя. Это герой в черном, быстрый, как тень, но умеющий застывать в контровом свете и многозначительном молчании. Его жизнь в ожидании мести — прозябание за барной стойкой, с зарубками дней на мачте и презренным молоком вместо виски. Собираясь на свой последний и решительный бой, он наносит на лицо боевую раскраску: красный отпечаток той пощечины, на которую так и не смог ответить выстрелом.

А. Мосолов (Сильвио). «Выстрел».
Фото — И. Романюк.

Остальные персонажи обрели комиксовую, иронично-упрощенную природу: так, графиня (Елизавета Велиган) сначала эротично ест черешню, а в конце выходит в ночнушке и с большим медведем, а невозмутимый голубоглазый граф (Виталий Стеблецов) уж очень прост в своей косоворотке.

Тройка, семерка, Уэйтс

Константин Солдатов, руководитель театральной лаборатории «Pro Art’s» (Калуга), представил «Пиковую даму» как эксцентричную нуарную историю в стилистике дарк-кабаре. И это неслучайно: у самого Пушкина заложена мрачная идея неизбежного рока. Единое жанровое решение придает истории цельность и характерный неспешный ритм: саспенс, а не экшн.

На темную, точечно освещенную сцену выходят посетители подпольного бара времен Великой депрессии: все в черном, девушки с изысканными прическами, мужчины в шляпах. На сцене — контрабас, фисгармония, микрофоны, бутылки виски. Одна из томных див садится за фисгармонию и начинает нагнетать в нее воздух, качает и качает меха — задавая ритм: у каждого здесь, как в оркестре, своя партия.

Для того чтобы рассказать историю (таки проза), нужен рассказчик, желательно Том Уэйтс. И в Краснодарском театре Уэйтс есть. Это Евгений Женихов: кроме портретного сходства еще и дивный хриплый низкий голос. Сидя у микрофона, он начинает свой речитатив-блюз — рассказ о том, как плохо хорошему человеку.

А тут, вроде бы, плохих людей и нет: есть только один с «огненным воображением».

«Пиковая дама».
Фото — А. Лишута.

Михаил Золотарев играет Германна на контрастах: обезумевшая вовлеченность — и полная неподвижность. Почти полчаса, пока идет действие в доме графини, он проводит у кулис, стоя без всякого движения. Как змей-соблазнитель, извивается у Лизиной каморки; а потом, взобравшись на стол, бежит на месте, выводит механистически-радостный танец. Как сумасшедший, кидается к круглой доске-столешнице — чертить уравнения игры, поверить алгеброй удачу. Он весь во власти мечтаний, и три карты предстанут ему девушками, которых он соблазняет. Третья из них, красавица в мужском костюме, — тот самый не дающийся в руки туз.

Замечательно подробна, жутковата и смешна Виктория Лукина в роли старой графини. Ее атрибуты — согнутая спина, трость, короткая юбка панье, панталоны и высокий белый парик: осколок XVIII столетия. Голос ее имитирует скрип старого колеса. Графиня и сама, как ржавый механизм, застревает в разговоре, прокручивая и прокручивая долгую гласную вместе с настойчивым поворотом головы. Раздевая ее после бала, девушки не только снимают парик, но и вынимают вставную челюсть, затем глаза…

В эскиз не вошли две самые театральные сцены «Пиковой дамы»: похороны и явление старой графини. Разгадка, наверное, в том, что все герои уже мертвы, зажаты в круг посмертного бытия.

В цикле дурной бесконечности крутится и воспитанница графини Лиза. Ольга Вавилова играет ее истово, открывая новые грани актерской индивидуальности. Лиза не только хрупкая страдалица из готического романа, но и героиня современная, занятая бегом по кругу. Ее жизнь протекает в деревянном каркасе, почти в клетке, где она и прячется, и качает пресс, и бегает. Вспоминается кэрролловская Алиса в исполнении той же актрисы: чтобы только остаться на месте, надо бежать изо всех сил. Лизу унижает графиня и предает Германн, выбрав вместо нее прелестниц-карт; но и она включается в круговорот насилия. В финале берет трость, надевает парик, а рассказчик читает одну из последних фраз повести: «У Лизаветы Ивановны воспитывается бедная родственница».

Есть ощущение, что артистам радостно объединение в этой изысканно-мрачной эстетике, и исполнители второстепенных ролей выглядят весьма органично: в конце, под «Russian dance» Уэйтса, они выходят на поклон как парад живых мертвецов.

Стильно и иронично выглядит история о пиковой даме, рассказанная в подпольном баре, — и есть надежда, что она останется в репертуаре театра.

Давай, Борис, борись

«Борис Годунов» — история о России и о политике. И Арсений Фогелев сделал вполне законный выбор, использовав большую сцену театра для разговора о современности. Строгие костюмы, крупные планы телекамер, закулисные интриги и безгласный народ в зале: здесь все о нас.

«Борис Годунов».
Фото — А. Лишута.

Главным ходом спектакля стала параллель двух Борисов русской истории. Александр Катков не то чтобы играет Ельцина, но его герой, отяжелевший утомленный политик, уж очень узнаваемо становится за кафедру, морщит лоб, прикрывается от камер. Остроумно придумана сцена с Пименом: Ростислав Ярский играет летописца как старичка-историка, полубезумного архивиста, а на заднем плане в это время происходит типичная начальственная пьянка — как будто цитата из «Ревизора» Шерешевского.

В роли политического рока выступают три решительных девушки в черных костюмах секьюрити. Они исчезают за занавесом в момент детоубийств, они поют слегка измененную песню Сергея Минаева, посвященную Ельцину: «Давай, Борис, на бис исполни песню свою царскую для нас».

В ряде сцен вертится на поворотном круге гримерный столик, метафора власти, — на нем лежит шапка Мономаха. Политика — это театр.

Такой обнаженной сцены театра драмы я не припомню. Видно все: колосники, карманы, задние двери. А еще я давно не слышала с этой сцены такой человеческой и простой интонации при разговоре о сегодняшнем дне. Правда, такая интонация выдерживается лишь в начале — затем артисты вязнут в тексте, начинаются литературные чтения. Очевидно, что огромный пушкинский текст — не слишком подходящий материал для эскиза.